страданий. Но в этот момент юноша сделал шаг к ней навстречу. Положил руки на её плечи, не дав Миле уйти, и посмотрел ей в глаза. «Что случилось?» – говорил его взгляд.
«Он тоже, как Русалочка, не может говорить», – подумала Мила. Ей вдруг стало жалко всех: и Афину, и Русалочку, и себя и даже этого незнакомого парня с зелёными глазами. А дальше произошло то, что обычно делал отец, когда хотел её успокоить: юноша обнял её и прижал к себе. Милочка, не сопротивляясь, положила ему голову на грудь.
Так они и стояли, обнявшись, в центре веранды. Вдвоём. Милочка рыдала, а молодой человек одной рукой крепко обнимал её, а второй – гладил по голове, успокаивая совсем незнакомую ему девушку.
«Он добрый, – решила Мила, когда стала немного успокаиваться, – Рядом с ним так уютно и спокойно. И пахнет от него приятно».
Осознав свои мысли, ужаснулась: «Я, точно, бессердечная. Афиночка, ты была права». Слёзы моментально высохли, и она отстранилась от юноши. Кивнула ему в знак благодарности, выбежала с веранды и вернулась в палату. «Только сегодня утром я была такая счастливая», – думала Мила, – «Скорей бы пришёл отец. Бедная Афина. Ты была мне такой родной. Интересно, кто этот парень?»
Вечером пришёл отец. Милочка сразу же протянула ему письмо.
– Здравствуй, моя Принцесса! Как себя чувствуешь? Горло болит, наверно? А что это за письмо? Я принёс блокнот и ручку. Из Греции? От Афины? Сейчас почитаю, а ты пока напиши, как себя чувствуешь.
Мила стала писать, что чувствует себя нормально и хочет быстрей домой. Какая разница, где лежать, и есть мороженое.
– Боже, мне очень жаль. Афина ведь совсем была молодая. Доченька, не плачь. Хотя, нет, милая, поплачь, поплачь. Она была твоим другом. Я понимаю, тебе сейчас тяжело.
Мила протянула отцу блокнот. Он прочёл просьбу дочери.
– Я поговорю с врачом. Но не думаю, что он разрешит тебя забрать. Как всё не вовремя! И спектакль, и репетиция, и Афина. Бедная девочка, как всё на тебя навалилось. Афины нет. Но жить надо. Надо жить дальше. Ты молодая. Сколько ещё в жизни будет всего. Никто не знает. Иди ко мне, я тебя обниму.
«Хорошо иметь такого отца! Афины нет, но есть отец и мама. Я не одинока. Как хорошо, что он не ушел к другой женщине».
Артур Вениаминович пошёл разговаривать с врачом, а Мила взяла блокнот и написала: «Папа, почему ты не ушёл к той женщине, которую полюбил? Я всё знаю, не отпирайся».
Отец вернулся быстро. Мила дала ему блокнот.
– Врач тебя не отпускает. Сказал, что, хотя бы ещё дня два, а лучше – неделю. А что касается твоего вопроса. Не знаю, что и сказать. Мы с твоей мамой столько лет вместе. Она мне хороший друг. Мы с ней не только друзья, но и единомышленники в жизни. Это очень важно. А та, другая женщина… Это, видимо, было очень сильное увлечение. И всё быстро прошло. Маму я люблю, ты даже не сомневайся. И тебя люблю. Вы с мамой – моя семья.
«Папа, как Зевс: и жену любит, и других женщин. Иногда. Боги, как люди. Или люди, как боги? Кто мне ответит? Афина бы ответила», –