в глазах которой показались слезы.
Королева, как мы сказали, была прекрасна. Поручение было опасное; но король до такой степени ревновал королеву к Бокингему, что не думал уже ревновать к кому-нибудь другому.
Сегие решился на все и протянул руку к тому месту, где, по признанию королевы, находилось письмо.
Анна Австрийская, бледная как мертвец, отступила на один шаг назад и, опираясь левою рукой на стоявший за ней стол, чтобы не упасть; она вынула правою рукой письмо из-за корсажа и протянула его канцлеру.
– Возьмите, вот письмо, сказала она дрожащим голосом, возьмите его и освободите меня от вашего ненавистного присутствия.
Канцлер, дрожавший от волнения, взял письмо, поклонился до земли и вышел.
Едва только дверь за ним затворилась, как королева, почти без чувств, упала на руки своих дам.
Канцлер отнес письмо королю, не прочитав ни одного слова. Король взял его дрожащею рукой, и искал адреса; но его не было; он побледнел, медленно открыл его, потом, увидя из первых слов, что оно было писано к Испанскому королю, быстро прочитал.
В нем был целый план атаки на кардинала. Королева просила брата своего и императора Австрийского, недовольных политикой Ришельё, главною мыслию которого было унижение Австрийского дома, объявить войну Франции и условием мира поставить удаление кардинала; но о любви во всем письме не было ни слова.
Обрадованный король спросил, ушел ли кардинал из Лувра. Ему сказали, что он в рабочем кабинете ожидает приказания его величества.
Король тотчас пошел к нему.
– Герцог, сказал он, вы правы, я ошибся; вся эта интрига политическая и в письме нет ни слова о любви, а зато есть много о вас. Вот оно.
Кардинал взял письмо и прочитал его с величайшим вниманием; окончив, он еще раз прочитал его.
– Вот, ваше величество, сказал он, вы видите, до чего дошли мои враги: вам угрожают двумя войнами, если вы меня не удалите. На вашем месте, государь, я уступил бы таким настойчивым требованиям, и я с своей стороны с истинным удовольствием удалился бы от дел.
– Что вы там говорите, герцог?
– Я говорю, государь, что я теряю здоровье в этой постоянной борьбе и в вечной работе. Я говорю, что, по всей вероятности, я не перенесу трудов осады ла-Рошели, и что лучше бы было, если бы вы назначили туда или Конде, или Бассомпиера, или кого-нибудь из военных, а не меня: я принадлежу церкви и меня отвлекают беспрестанно от моего призвания и заставляют заниматься такими делами, к которым я вовсе не способен. Вы были бы без меня счастливее во внутренних делах, государь, и без сомнения приобрели бы больше славы во внешних.
– Понимаю, герцог, будьте спокойны, сказал король; те, кто назван в этом письме, будут наказаны, как они заслуживают того, и сама королева также.
– Что вы говорите, государь? Сохрани Бог, если из-за меня королева будет иметь хотя малейшую неприятность! она всегда считала меня своим врагом, государь, хотя ваше величество можете засвидетельствовать, что я всегда горячо принимал ее сторону, даже против вас. Вот если б она изменила вашему величеству в отношении чести, это другое