«Дневника».
«18 марта. Голубев становится совершенно неуправляем. Если идею ордена еще как-то можно было понять, то звания и неизбежно следующие за ними погоны и прочие аксельбанты – это, по сути, начало раскола. Сегодня я поставил на Совете вопрос о роспуске Котов и замене их общим ополчением, но, разумеется, остался в меньшинстве. Голубев орал что-то о ненадёжности случайных людей, необходимости жёсткой дисциплины, а члены Совета, занятые мыслями о своих непосредственных обязанностях, кивали, не прислушиваясь.
19 марта. Отобрал, наконец, самых толковых из курсантов. Чему я их буду учить – не знаю. Слишком многое в нашей нормальной земной жизни оставалось за скобками. Сейчас предстоит выяснить, что же в такой изолированной группе определялось тем, что где-то за горизонтом всё-таки продолжала существовать нормальная жизнь, которая рано или поздно удосужится послать за робинзонами спасательный вертолет или катер и, значит, неизбежно должно отмереть в нашем случае, а что остаётся неизменной ценностью. Сюда бы хар-рошего философа, он бы тут всласть порассуждал о добре, красоте и справедливости. А я вот не умею. И объяснить Совету, что как только большинство населения поймёт, что безнадёжно отрезано не только от Земли, но и от всех земных, т.е. человеческих ценностей… Ладно. А учить их надо. Потому что мне уже ничего не выяснить – слишком много во мне от задумчивой сороконожки, разучившейся ходить.
23 марта. Выбил у Совета ГАЗик, три автомата и карабин для моих «стажеров», мотивируя эти требования начинающимися геодезическими работами и очевидной всем опасностью дальних поездок в сайву. Голубев орал опять – о децентрализации, о дублировании функций, но я его не слушал. Рано или поздно каждый ствол, неподконтрольный нашему микро-Гитлеру будет на вес золота. Учиться стрелять будут все «стажеры».
26 марта. Кажется, началось. Завтра Свет разбирает дело об изнасиловании. Гнусно. Но Олега выслать я не дам – он у меня из самых. В конце концов, законов он не нарушал – не было ещё законов. Правда, с директором и прочими сеятелями разумного-вечного мы о законах не задумывались… А, плевать… Главный оппонент – ну конечно же, Голубев. Как может кандидата в фюреры не довести до истерического визга нарушение субординации! Судя по всему, только это его и интересует – в его аргументации начисто отсутствуют категории морали, а ключевыми являются слова «сопляк» и «учительница». И вообще, что-то непохоже, чтобы Таня была настроена поднимать такой шум. И надо же было Анечке оказаться поблизости…»
VIII
«Внемлите Закону Джунглей, он стар, как
Небесная твердь.
Послушный Волк преуспеет, но ждёт
Нарушителя смерть.
Как лиана, что ствол обвивает,
В обе стороны верен Закон:
«Стая сильна лишь Волком, а Волк лишь Стаей
силен.»