дворца. Пока они шли, Роза всё думала, как же можно жить в хрустальном доме – он же весь прозрачный! То есть, что бы ты ни делал, все вокруг будут видеть тебя, даже когда ты спишь или моешься, или ходишь в туалет. А может, такие божества, как Повелитель времени, не ходят в туалет?
И вот теперь, стоя перед самым дворцом, Роза поняла, как это устроено: хрусталь не был идеально прозрачным и не был идеально гладким, чтоб сквозь него всё просвечивалось без искажений. Сквозь толстенные стены дворца разве что угадывались какие-то бесформенные пятна, причём совершенно невозможно было сказать, что это – предметы быта, люди или какие ещё существа, а стоило только немного повернуть голову, как солнечные блики начинали переливаться всеми цветами радуги, иногда слепя глаза. Да и сами бесформенные пятна где-то в толщине нагромождения прозрачной породы совершенно непредсказуемым и невероятным образом меняли свои очертания и цвет. А уж когда герои подошли к большим стрельчатым дверям и те бесшумно и гостеприимно раскрылись, Роза увидела, что дворец отнюдь не весь состоял из хрусталя – были в нём и каменные, и деревянные, и металлические конструкции, а от дверей на широкую стеклянную лестницу вела красивая ковровая дорожка.
– Опять лестница! – недовольно проворчал Ролик, расправил свои крылья и в два взмаха пролетел её всю, уселся на площадке и стал неторопливо чесать задней лапой за ухом, видимо, там притаилась ещё одна злобная и кусючая сказочная блоха. Пока вся процессия достигла вершины лестницы, на площадке рядом с Роликом появился кучерявый молодой человек. Он явно был чем-то взволнован: руки его непроизвольно дёргались, пытаясь выразить какую-то фигуру или жест, которые он не мог выразить словами, потому что сказать-то он что-то пытался, но ничего не получалось. Напротив лестницы площадку венчали высокие двустворчатые двери с цветными витражами, изображавшими солнце и день на одной двери и луну и ночь на другой. Человек постоянно оборачивался на эти двери и шептал что-то неразборчивое. Наконец, он сумел совладать с руками и голосом и сказал, как будто выдавил слова из тюбика:
– Туда нельзя, – и виновато развёл руками, словно извиняясь перед гостями.
– Как это «нельзя»? – нагло гавкнул Ролик, – мы к старику Жаманаку, по весьма срочному и предельно важному делу!
Молодой человек замялся, опять посмотрел на двери и выдохнул вымученную фразу:
– Он не принимает… он спит…
Теперь настала очередь наглого аралеза, уже сделавшего первый шаг к дверям, остановиться в растерянности.
– Как не принимает? Как спит… Спит?! – от удивления его брови поползли на лоб, а уши встали торчком, – он же никогда не спит!
– То-то и оно! – огорчённо взмахнул руками молодой человек, – каждое утро мы собираемся перед ним и рассказываем ему свои сны, ведь он никогда не спит и лишён этого удовольствия.
– А кто это «мы»? – уточнил Оганесян.
– Его свита, двенадцать че… эээ… существ, которые