представление, характеризуя их одним словом: «фуфло». Главным и, пожалуй, единственным смыслом жизни для Макса, свидетельством его собственной значимости, стали ценности материальные.
С юных лет, очертя голову, пустился он во все тяжкие, стремясь разбогатеть и таким образом самоутвердиться. Сперва, как и многие, подпольно спекулировал и фарцевал. Ну, а уж когда в стране наступил переломный момент, подаривший всему миру неологизм «перестройка», и частное предпринимательство было разрешено официально, – он развернулся по полной программе. В рекордно короткие сроки, пустив в оборот средства, нажитые подпольной торговлей, стал вальяжным «новым русским», со всеми прилагавшимися к этому новому его положению вещественными и финансовыми атрибутами.
Заработанные (как он искренне считал) большие деньги освободили его от извечного страха перед нищетой. Но на смену ему незаметно пришел другой страх. Укрывшись за тонированными стеклами дорогих, ежегодно менявшихся автомобилей, за крепкими дверями добротного загородного дома, он и сам не заметил, как стал рабом своих материальных благ. Рабом, вздрагивающим от мысли о том, что может пропасть хоть одна тысяча из положенных на счет в банке денег, что в силу неведомых обстоятельств он в одночасье может чего-либо лишиться. Его душу медленно, но неуклонно поглощала его собственность. Исчезни она – не стало бы и Макса.
Страх поселился в его сердце.
Теперь он находился в постоянном напряжении, чувствуя себя и жертвой и хищником одновременно. Охотился он, охотились и за ним, он знал это. Страх перед более сильными (конкурентами, бандитами, государством, грядущим кризисом, форс-мажором) и страх не поймать, упустить очередную добычу стал его диктатором, его погонщиком
– Ну почему все это на мою голову! – грохнув кулаком по столу, опять запричитал он.
– Да ладно тебе, Макс, не гони волну. Устаканится как-нибудь. Первый раз, что ли. Бывали переплеты и похуже. Сам знаешь. Подождем…– вяло попытался успокоить шефа Федор,
От этих слов тот вновь подскочил, будто получил очередную порцию электрошока.
– Что?! Подождем?! Сколько?! Кого?! – от бешенства голос его сорвался на фальцет.
Но, видимо, эта последняя вспышка гнева настолько вымотала Макса, что он вдруг сразу обмяк – словно резиновая игрушка, из которой разом выпустили весь воздух.
Несколько минут он сидел неподвижно, нервно разминая в пальцах дымящуюся сигарету, потом вдруг поморщился и недовольно буркнул:
– Ну и накурил ты тут, – и замахал руками, разгоняя дым, словно не сам только что дымил, как паровоз, наравне с Федором. – Хоть топор вешай!
С этими словами он кинулся к двери и распахнул ее, чтобы проветрить кабинет. Его взгляд упал на секретаршу, сидевшую за столом в приемной.
Зиночке сегодня явно не везло. Как говорят в американских фильмах, это был «не ее день». Увидев, что круглое, как луна, лицо секретарши полностью сосредоточено на чтении книги, которую она держит на коленях, Максим вконец осатанел:
– Эт-то