я могла увидеть край стола и завиток черных волос, ниспадающих на нижний ряд клавиш печатной машинки.
А сон не шел.
Я смотрела, как тени от ветвей дерева за окном сплетают причудливые узоры на потолке. Думала о том, что уже совсем скоро потеплеет и можно будет чаще выбираться из дома. Гулять по улицам, радуясь весеннему теплому солнцу. Заходить в любимые парки и скверы…
Весна и осень для меня – самое счастливое время, потому что жару и холод я не выношу.
Мысли о грядущих хороших днях, вопреки логике, унесли меня не в будущее, а в прошлое: я снова вспомнила деда и наши прогулки по городу. Родители никогда не снисходили до таких глупостей, они предпочитали видеть меня за уроками или знать, что я полезно провожу время где-нибудь на танцах и в студии рисования. Глупые, они всерьез верили, будто для наследницы это лучше, чем общение с ними. Неудивительно, что в какой-то момент я и в самом деле перестала нуждаться в их любви. Когда они получили долгожданную трехкомнатную в спальном районе и с облегчением покинули центр, я не нашла внутри себя ни одной причины, зачем мне нужно переезжать вместе с ними. К тому моменту бабушка уже три года как почила, а дед совсем окопался в своем кабинете. После выселения родителей квартира почти целиком осталась в моем распоряжении. Это было… странно. Непривычно. И хорошо. Мы с дедом быстро сошлись во мнении, что покупные пельмени и докторская колбаса экономят массу времени, которое можно с пользой потратить на чтение или творческую работу.
Я заканчивала второй курс дизайнерского отделения. С трудом представляла себе, как буду зарабатывать на хлеб этой странной профессией, которую выбрала, повинуясь воле случая. Рисовать на уроках ИЗО меня так и не научили, скорее уж отбили то небольшое желание, которое имелось в раннем детстве. Но, как это ни странно, возиться с цифровой графикой мне понравилось. И оказалось, что у меня даже есть определенный талант в данной сфере.
И работа нашлась, едва только я приложила к этому минимальные усилия. А самое замечательное, что я смогла убедить шефа взять меня на удаленку. Сослалась на тысячи несуществующих причин и выиграла бесценную возможность оставаться дома. В своей уютной пыльной норке.
В своей прекрасной ограниченной неизменности.
В какой-то момент я поймала себя на том, что уже не вижу узоры на потолке, а скорее ощущаю их кожей. И улыбнулась.
Мне всегда нравилась эта тонкая грань между сном и явью.
А потом узоры исчезли.
И я тоже.
2.
Черная гладь воды в пруду неподвижна, как зеркало. Я смотрю в нее и пытаюсь представить, каким будет мое лицо через много лет. Я делаю это всякий раз, когда мир начинает давить слишком сильно. Иногда мне удается застать слабое дуновение ветерка, и тогда по воде бежит быстрая рябь, искажая мои черты, словно украшая их морщинами. Но эта иллюзия всегда заканчивается слишком быстро.
– Шен! Шен-Ри! Где ты?
Я беззвучно скольжу за высокую колонну из гладкого зеленого камня и замираю,