уя картошку и задумчиво глядя на костер. Желтые отблески плясали в осоловелых глазах старика. Илья поймал себя на мысли, что егерь мало изменился с тех пор, как они виделись семь лет назад: все так же топорщилась борода, и глубокие морщины рассекали обветренное лицо.
Илья отвел взгляд. Вечерние тени густели в зарослях можжевельника, за ними высились темные ели. Сумрак растекался из леса, готовый проглотить палатку, которая горбилась недалеко от костра.
– Зря ты приехал, – нарушил молчание Степаныч.
– Почему? – удивился Илья. – Годовщина же.
От воспоминаний сжалось сердце. Пять лет назад его отец – заядлый охотник и старый друг егеря Степаныча – без вести пропал в этом лесу. Поиски ничего не дали: отец словно сгинул, оставив после себя палатку с вещами и лодку на берегу реки.
В детстве Илья часто ходил с отцом на охоту – она была тем немногим, что их объединяло. Но после исчезновения отца любая мысль о лесе вызывала в нем отторжение. В этом году что-то изменилось: боль утраты затихла, и Илья ощутил острое желание выбраться на природу – посмотреть собственными глазами на те места, где пропал отец. Почтить его память.
– Не надо было сегодня приезжать, – пояснил Степаныч, не моргая глядя на собеседника. – Ночь будет красной.
– Это как? – спросил Илья, разливая водку по рюмкам.
Степаныч, сощурившись и покачиваясь на пеньке, посмотрел в сторону темного леса, над которым сгущались тяжелые тучи. Было душно, и в воздухе пахло озоном: приближалась гроза.
– Раз в пять лет такое случается: перед красной ночью появляются перевертыши.
Илья протянул стопку егерю. Степаныч одним глотком махнул водку. Закусывать не стал. Втянув голову в плечи, стеклянным взором он уставился на костер. По прошлым вылазкам на охоту – в детстве, с отцом – Илья помнил, что егерь быстро пьянел. Еще пара рюмок – и старик завалится спать.
– Отец однажды упоминал про каких-то перевертышей, но я думал, что это охотничьи байки. – Илье не особо хотелось слушать пьяные бредни егеря, но на другие темы разговор все равно не клеился. – И как они выглядят, эти перевертыши?
– Как разные звери, которых будто порвали на куски, а потом как попало слепили, – заплетающимся языком проговорил Степаныч. – Бредешь по лесу, вдруг смотришь – лось перед тобой. Да только то не лось, а урод какой-то: лапы у него вывернуты, голова из спины растет, рога из брюха торчат. Но я и других перевертышей видел: зайцев, кабанов, лисиц – всяких насмотрелся. Хрипят они, стонут. На вывернутых лапах стоять не могут.
– И что вы с ними делали?
– Как что? – Степаныч поморщился. – Пристреливал, чтоб не мучились, а потом в болото сбрасывал. А некоторые агрессивными были, наброситься могли. Самое интересное, что ночью, как они появляются, чертовщина творится: небо красной пеленой затягивает, воздух гудит как под напряжением, гроза налетает. Дрожит все, вибрирует.
– И такая же ночь будет сегодня? – Илья, подбросив дров в костер, взглянул на небо: серые тучи сочились багряными подтеками, словно комки грязной ваты, пропитанные кровью. Воздух застыл и втянул в себя звуки. Ветер, шорох листвы, пение птиц – все пропало, оставив Илью наедине с тихим голосом хмельного егеря.
– Я видел перевертыша, пока к тебе шел, – проговорил Степаныч. – Визжащий мешок, из которого как попало торчали лапы, голова и хвост. Только по рыжей шерсти догадался, что раньше это была лисица. Страх жуткий, как ее перекорежило. Хотел подстрелить уродину, да она в кусты уползла. Ну ничего, завтра найду. Перевертыши подолгу не прячутся.
– Откуда они приходят?
– Никто не знает. – Степаныч пожал плечами и достал сигарету из мятой пачки. – Неподалеку поселение было, и местные говорили, что лес этот проклятый: издавна люди в нем пропадали. Деревенские без нужды в чащобу не лезли, а особенно опасались выходить на поляны. Я тоже иногда странности замечал: идешь по лесу, по привычным местам и вдруг видишь: неизвестно откуда прогалина появилась. А в другой день проходишь мимо, а ее уже нет – исчезла.
Степаныч замолчал и раскурил сигарету.
– Когда я с отцом ходил на охоту, нам такие поляны не попадались. – Илья, сдерживая ухмылку, разлил водку и передал рюмку егерю.
– Говорю же: не всегда такое случается. – Степаныч выпил и, скривившись, затянулся сигаретой. – Вы с отцом пару раз в год приезжали, а я здесь всю жизнь проторчал.
Егерь выпустил дым через нос. Сизые струйки повисли в воздухе, образуя причудливые формы. Вокруг костра сбивался сумрак. Где-то вдалеке проворчали раскаты грома.
– Илья, есть еще кое-что, – нарушив молчание, протянул Степаныч. Он отвел взгляд и уставился на костер. – Твой отец пропал в красную ночь. Я никому этого раньше не говорил. Да и кто бы мне поверил?
Илья напрягся: во рту пересохло, а сердце заколотилось в груди. Все, что он знал об исчезновении отца, основывалось на отчетах начальника поискового отряда и следователя из полиции, но никакую чертовщину они не упоминали. Слова Степаныча стали для Ильи откровением.
– Расскажите, –