два увиденных нами таксофона по уже устоявшейся советской традиции оказались без трубок. Мы даже успели обрадоваться, увидев, что в красно-белой («спартаковской», как любит говорить Дима) телефонной будке у телефона эта важнейшая его часть присутствует. Однако радость тут же сменилась разочарованием – выяснилось, что незадолго до нас эту будку уже посетили. Использовали её, правда, не по прямому назначению, а в качестве общественного туалета. В общем же и целом искомое место для относительно комфортного обзвона было найдено лишь через 15 минут.
На другом конце провода тоже было не всё так гладко, как нам хотелось. До нашего коллеги Коляя Гудяева мы дозвонились в редакцию «Северосибирской молодёжи» (хорошо, что его родственница – наверное, жена – поняла нас сразу и без долгих разговоров дала нам номер редакции). Поэт и лидер местного народного фронта Зейам Яндиев оказался дома, очень обрадовался нашему звонку и предложил встретиться буквально сейчас. По обоюдной договорённости встречу перенесли на 6 вечера по местному времени. До Граубе мы дозвонились лишь с третьего раза (дома его не было, в кабинете тоже, а вот на складе в своём кооперативе он таки нашёлся), однако никакого горячего желания встретиться с нами. Упоминание о главе республике тоже действия не возымело. «Герасиму Герасимовичу наилучшие пожелания от меня передавайте. Но дел невпроворот. Бизнес – он бизнес и есть! Так что в лучшем случае в воскресенье, да и то максимум полчаса смогу уделить. Больше никак!». Настоящий Штольц28, пусть и советско-приарктический. Один раз нам детским голосом было сказано, что «мамы нет дома». В остальных же случаях кроме долгих гудков мы так ничего и не услышали. Самый же последний звонок ничего кроме смеси досады и ощущения комичности ситуации не принёс, поскольку мне пришлось кричать чуть ли не на всю улицу (не удивлюсь, что кто-то даже выглядывал из-за этого на меня из окна), однако суда по ответным репликам («Что!? Какой журналист!? Какой – далее следовало перевранное название нашего журнала?) меня там не только не слышали, но и не понимали. Не исключено, что я общался именно с авторшей письма в редакцию, однако наряду со старческой глухотой её посетил и старческий же маразм, так что дальнейшее общение с ней я признал нецелесообразным, о чём я поведал Диме, который со мной полностью согласился. «Не вижу поводов больше звонить этой доблестной членке КПСС!», – усмехнувшись, сказал он. Как знать, может быть в этот момент он предвидел некоторые зигзаги в развитии феминизма, включая распространение пресловутых феминативов. Впрочем, учитывая его сугубо инженерное, а не филологическое образование, скорее всего причина была иной.
Однако вскоре выяснилось, что не только мы хотим пообщаться с представителями местного населения. Меня, как оказалось, тоже хотели увидеть. Об этом я узнал буквально сразу, как только мы переступили порог гостиничного номера, куда зашли с Димой, чтобы немного посидеть отдохнуть. «Здравствуйте, Валерий Александрович! Вы, я так понимаю, сейчас в номере в гостинице?», – подозрительно вежливый голос без малейшего