меня наедине с этими… этими… – Бодуэн, наконец, выдохся. За все это время бывший регент не проронил ни слова.
– Не за этим я позвал тебя. Каждый волен предаваться унынию так, как умеет. Хоть и по–прежнему зол. Я хочу создать орден. В госпитале лазаритов… – и он углубился в подробности.
Вот тогда–то и пришла пора удивляться, ведь Раймонд вынашивал точно такую же идею. Более того, уже какое–то время именно от него лазариты получали весьма внушительное пожертвование на вспоможение прокаженным.
– Получается что–то около шести десятков. Разношерстная компания рыцарей, сержантов, оруженосцев, а также бывших наемников, ремесленников да землепашцев. Тех, что когда–то держали в руках оружие.
Так же легко решился вопрос с расположением ордена. Не далее, чем весной Бодуэн перебрался в небольшой дом, что принадлежал его семье до того, как отец стал королем. Не в силах продолжать жить в затихшем дворце, где одинокие шаги гулко отражаются от стен, а мыши передвигаются так неторопливо, что порой кажется – они, хвостатые комочки с глазами–бусинками и есть настоящие его владельцы, а Бодуэн лишь их гость. Дворец, выстроенный дедом, желавшим, чтобы в нем всегда было шумно, людно, сейчас более походил на изысканный просторный… склеп. Склеп для еще живого мертвеца. Половину его, величественную Солнечную палату, занимал теперь Совет, вторая же, отданная в распоряжение мышам, пустовала. Находящиеся неподалеку совсем немного недостроенные конюшни, вместительные, с большим внутренним двором, где могли, не возбуждая лишнее внимание, проходить занятия по выездке и бою, добавляли очков в и без этого почти идеальный расклад.
Оставалось немногое, но самое важное – убедить Раймонда, потенциальную братию и, наконец, понтифика в резонности выбора именно такого имени и устава. С первыми, уже отмеченными ее касанием, не возникло трудностей – Смерть, в каком бы облике она не пришла за ними, ничуть не страшила. Недомолвок удалось избежать лишь только король открыл свое, уже значительно тронутое хворью лицо. Сложнее оказалось заручится поддержкой церкви. Новый орден, создаваемый молодым королем (пусть балуется, недолго же), в глазах епископов имел черты какой–то языческой религии. Да, его рыцари, как и прежде, поклонялись Богу, но смерть из абстрактной нематериальной силы становилась именно Смертью. Вполне осязаемой, той, что переносит, словно древний Харон, душу в лучший из миров.
К уставу ордена, где удивительным образом переплетались священное писание и труды древних мыслителей относились и вовсе с подозрением, отчего ознакомлены с ним были лишь считанные единицы. Ворчание и недовольство священников, принимавших участие в его одобрении, умаслил лишь Его Всесвятейшество. Да и действительно, все понимали, что ордену придет конец сразу, как только не станет его основателя и содержателя. А уж каким образом он отправится в лучший из миров, традиционно или укрытый пепельными крыльями Смерти, было для них неважно.
Глава 2.
Смерть – это так:
Недостроенный