сторон во Второй мировой войне не выигрывали сражения при наличии подобных трудностей, кроме первых британских лидеров под командованием Уэйвелла, – а те сражались с итальянцами.
Действия Роммеля не были безупречными, и он потерпел несколько поражений, которых можно было избежать, однако в бою с превосходящими силами любой промах может привести к поражению, в то время как командир, обладающий большим преимуществом в силе, может эффективно скрыть многочисленные ошибки. При всей своей дерзости, быстроте движений и решений Роммель в целом служит хорошей иллюстрацией слов Наполеона, что «величайший генерал тот, кто допускает меньше всего ошибок».
В этом критическом замечании, однако, слышится слишком много пассивности для соответствия природе войны, а также тенденция к поощрению опасной осторожности. Вернее было бы сказать: «Величайший генерал – тот, кто заставляет противника допускать самые большие ошибки». Исходя из этого критерия Роммель сияет еще ярче.
Оптимальная грань сравнения знаменитых полководцев разных эпох пролегает через их искусство, которое можно отличить от меняющейся тактики. Можно провести сравнительное исследование того, как они использовали имеющиеся в их распоряжении средства для достижения результатов, в особенности использование ими мобильности, гибкости и внезапности для нарушения ментального и физического равновесия противников. На примере тех, кто раскрыл свои замыслы, можно даже оценить, насколько достигнутые ими результаты были предметом расчета.
В этом прежде всего заключается познавательная ценность записок Роммеля, тем более что его повествование не пересматривалось в свете конъюнктуры послевоенного знания, а его письма часто содержат свидетельства того, как он подходил к своим проблемам еще до наступления события. Именно в подходе, а не в действии человек раскрывает направленность мысли и ориентацию ума.
«Записки Роммеля» успешно развеют пыль споров, вызванных самыми разными мотивами. Роммель писал задолго до того, как он мог представить возникшую за пределами Германии полемику и подготовить свои заметки для ответа на нее, а его письма жене еще непосредственнее. Удивительно, насколько он откровенен в эпистолярных комментариях, учитывая обязательную перлюстрацию писем военной цензурой. Из этих объединенных источников читатель может получить четкое представление о мыслях Роммеля и основных принципах его действий. Картина, естественно, может отличаться в зависимости от склонности отдельного читателя, но в самой личности и ее различных аспектах мало неясностей.
Роммель был очень человечен – если не считать его необычайной энергии и военного гения. В его рассказах и письмах отчетливо проявляются «изъяны», как и у большинства предводителей человечества, он пребывал в состоянии зачаточного развития. В период наибольшего успеха его замашки отмечены очаровательным мальчишеством, но опасно нефилософским, а взгляды – органичностью,