О таких вещах пишет Абрамов в своей рубрике. Потому я ему и поверил.
Тингеев отложил ложку и поднял на собеседника свои странные стариковские глаза.
– А кутуруктаах2?
– Волк? Ушёл. Говорили, в соседнем селе на отшибе жил бобыль. Он съехал тем же утром. Хату бросил – и с концами. У нас потом узнали. А волк не объявлялся больше.
– Как всё знакомо… – произнёс Тингеев в пустоту. – Три года назад в село стал хаживать бөрө3. Корову драл, лошадку драл. Захотели бить бөрө. Я, Миша и Эрхан. Славные были охотники. Кутуруктаах задрал Мишу, задрал Эрхана. Меня отметил.
Он закатал рукав кофты и показал предплечье. Юра не сразу различил на коже белесый узор старых шрамов.
– В следующую полную луну я сам стал кутуруктаах.
– За этим я и пришёл, – взмолился Юра. – Мне нужен этот дар!
Якут затрясся в беззвучном смехе.
– Это не дар. Это мета Аллараа дойду, Нижнего мира. Ни один шаман не сотрёт, ни один абаас не отменит. Это проклятье, нуучча.
– Дар, проклятье, магия вуду, новогоднее волшебство, – зачастил Юра, ощущая, как закипает внутри нетерпение. – Без разницы. Я добирался сюда из Якутска по самой худшей дороге, что мне когда-либо попадалась. В деревне мне плевали в спину, грозили спустить собак, ограбили. Я топал сюда полдня, обморозил и нос, и хер. Я не уйду ни с чем.
Тингеев взирал на подёрнутую паутиной инея гладь окна. Лицо его оставалось безмятежным. Незыблемым, как лёд.
– Если легенды правдивы и я подгадал верно, сегодня та самая ночь, – не сдавался Юра. – Подходящая. Возле дома я видел сарай. Я запрусь в нём. Когда всё случится, просуну руку наружу. Один укус и…
– Нет, – обронил Тингеев, не размыкая трещины рта. Горло Юры сдавила невидимая дерябая длань.
– Пожалуйста. Есть очень плохие люди, ужасные люди, хуже любого волка, я журналист, и когда я написал статью…
– Всё равно, кто ты, – оборвал Тингеев, оборачиваясь к Юре. В голосе охотника он явственно расслышал гортанную «р». Она звучала даже в гласных звуках. Вибрировала, отчего встрепенулся присмиревший было огонёк лампы.
А ещё глаза Тингеева. Их заполнял блеск, которого прежде не было. Янтарно-кровавый.
– Я не дам тебе то, за чем ты пришёл, бэдик.
– Тогда пристрели, – просипел Юра. – Мне эту ночь один фиг не протянуть.
Тингеев нагнулся за ружьём, и в следующую секунду на Юру вновь уставились дула, огромные и бездонные, как тоннели метро. Оттаявшее сердце затрепетало в капкане рёбер. Жить хотелось отчаянно – что бы он там ни говорил.
– Вставай, – велел Тингеев. Юра подчинился, упираясь в стол зудящими ладонями. В затёкшие обмороженные икры впились клыки десятков потревоженных змей. Ядовитых.
Тингеев повёл ружьём – двигай, мол, – и Юра вышел на середину комнаты. Трафареты их теней метались по углам избёнки, как осколки в калейдоскопе. Всё казалось нереальным.
– Туда. – Тингеев мотнул головой в сторону дальнего