и почти белыми ресницами, отличалось необычайной подвижностью. В противоположность Аллану Гобби был тонок, нежен и гибок, как девушка.
Мгновенно все бинокли обратились на него, и со всех сторон раздавалось его имя. В Нью-Йорке Гобби был самым популярным человеком. Его чудачества и талант быстро составили ему славу. Не проходило недели, чтобы газеты не рассказали про него какой-нибудь новый анекдот. Четырех лет он поражал своим умением рисовать цветы, а в шесть – своим искусством рисовать лошадок; он мог в пять минут набросать на бумаге целое стадо бешено мчащихся лошадей. А теперь он – гениальный строитель зданий из железа и бетона и строит небоскребы. У Гобби были удивительные любовные похождения, а в двадцать два года он проиграл в Монте-Карло состояние в сто двадцать тысяч долларов. Он погряз в долгах по самую свою светловолосую макушку (несмотря на огромные доходы), ни на секунду не беспокоясь об этом. Он проехал однажды верхом на слоне среди белого дня по Бродвею, а год назад в течение четырех дней он разыгрывал собою миллионера: поехал в экспрессе в Иеллоустонский парк, а назад вернулся пешком, как погонщик скота. Он побил рекорд продолжительности игры в бридж – сорок восемь часов! Его знал всякий трамвайный вожатый и был с ним почти на дружеской ноге. Бесчисленные остроты его повторялись везде, так как Гобби по природе своей был шутник. Вся Америка смеялась над его шуткой во время конкурсного перелета Нью-Йорк – Сан-Франциско. Гобби полетел в качестве пассажира с известным миллионером и спортсменом Вандерштифтом и на лету бросал с высоты тысячи метров записочки: «Иди сюда, мы должны тебе что-то сказать!» Эта шутка так понравилась самому Гобби, что он повторял ее в течение всего перелета, продолжавшегося два дня. Еще недавно он ошеломил всех своим проектом превратить Нью-Йорк в Венецию. Так как в деловом квартале нельзя было приобрести уже ни пяди земли, то он предлагал построить гигантские небоскребы на Гудзоне, Ист-Ривере и в Нью-Йоркской бухте, провести целые улицы на бетонных столбах, которые соединились бы подъемными мостами, так что океанские пароходы могли бы свободно проходить под ними. В газете «Геральд» были помещены рисунки и чертежи Гобби, что произвело большую сенсацию, и Нью-Йорк был восхищен этим проектом.
Гобби один давал пищу толпе репортеров. Он день и ночь только и думал, как бы удивить мир: положительно, он не мог существовать без постоянного напоминания обществу о своем бытии.
Таков был Гобби, и вместе с тем он был самый талантливый и самый известный архитектор Нью-Йорка.
Покончив разговоры со знакомыми, Гобби опять обратился к своим друзьям.
– Ну, расскажи подробно о маленькой Эдит, Мод! – сказал он, хотя уже раньше выслушал сообщение о девочке, которая была его крестницей.
Ничто не могло так растрогать Мод, как вопросы о ее ребенке. В этот момент она была просто в восторге от Гобби и, покраснев, взглянула на него с горячей благодарностью.
– Я сказала уже тебе, что Эдит с каждым днем становится прелестнее, – ответила Мод с материнской нежностью в голосе, и глаза ее засияли.
– Она