Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов
слыла когда-то одной из известнейших кокоток, модной львицей бульвара Ганд, во времена блаженной памяти короля Луи-Филиппа.
– О да, сударь, – говорила она мне, – у меня было слишком доброе сердце, и я никогда не заботилась припрятать что-нибудь про черный день. Вот уже тридцать лет, как я под надзором полиции. Впрочем, не могу жаловаться, я до сих пор добываю три франка в день.
В Булонском лесу, в одной из густейших зарослей близ Багатель, мне случилось открыть парочку дикарей: мальчика лет четырнадцати и девочку лет двенадцати. Эти новейшие Дафнис и Хлоя, живя бок о бок с большим городом, вели существование настоящих дикарей.
Мое обучение быстро подвигалось, и за несколько месяцев полицейской службы я узнал о человеческих слабостях гораздо больше, чем за несколько лет путешествий по Африке и Америке. Я узнал также, насколько необходимо знание натуры человеческой для того, чтобы быть хорошим полицейским. Вот почему я не пропускал ни малейшего случая делать наблюдения, присматриваться и изучать людей.
Между тем, благодаря лестным обо мне отзывам господина Лежена, я получил повышение и был переведен штатным секретарем в квартал Сен-Венсан-де-Поль, где комиссаром состоял господин Коллас.
Два дня спустя, в отсутствие комиссара, за мной прислали, чтобы составить протокол о самоубийстве в одной гостинице около вокзала Северной железной дороги.
Я немедленно отправился на место происшествия.
Конторщица в гостинице рассказала мне, что какой-то прилично одетый господин явился к ним и попросил комнату «подешевле», ему отвели маленькую каморку в верхнем этаже за четыре франка. Едва он вошел в комнату, как вскочил на подоконник, и соседи, не успевшие даже позвать на помощь, увидели, что он выпил что-то из бутылочки, потом выстрелил из револьвера в висок и выбросился из окна. Несчастный упал на мостовую двора, и труп его лежал в большой луже крови. Хозяин гостиницы, уведомленный о случившемся, явился почти вслед за мной.
– Я надеюсь, – говорил он с сильным раздражением и указывая на труп, испачканное пальто которого и смятая бесформенная шляпа имели довольно жалкий вид, – я надеюсь, что вы поспешите как можно скорее избавить меня от этой рухляди. Отправьте его в морг! Что за нахальство – прийти ко мне умирать!
В эту минуту инспектор, сопровождавший меня, перевернул труп, и в петличке его сюртука оказалась большая красная розетка. Хозяин гостиницы быстро наклонился, не веря своим глазам, потом воскликнул:
– Кавалер ордена Почетного легиона! Кто бы мог подумать… Несчастный человек! Нельзя же оставлять его валяться в грязи! Мари! Мари! – крикнул он жене. – Сейчас же приготовить чистое белье в номер 48!
Полчаса спустя, возвратясь для того, чтобы закончить протокол, я нашел самоубийцу вымытым, прибранным и покоящимся последним сном на белой, чистой постели с распятием на груди.
С тех пор мне часто приходилось убеждаться,