икона – фетиш, да и только. Образ Казанской Божьей Матери. Это, конечно, не контрреволюция, но… Что-то тут не так, Алексей. Тут еще не все ясно, – Мартын Янович в задумчивости потер переносицу, – попы всякого нагородят, только б власть над народом иметь.
Крупиньш задумчиво посмотрел на Алексея и продолжил:
– Существовало три иконы. Первая, которая объявилась в Казани еще в 16 веке, как ее называли чудотворная, исчезла там же в Казани в 1904 году: то ли ее сожгли, то ли украли, в общем, пропала. Остались два списка с этой иконы: один, который, якобы, защитил Москву от польских интервентов в 17 веке. Этот сейчас в Успенском соборе в Кремле под надежной охраной. Второй, который еще царь Петр привез в Петроград, будто бы спас Россию от Наполеона.
Увидев, что Алексей слушает его, чуть ли не с открытым ртом, он назидательно заметил:
– Все это басни для одурманенных крестьян и рабочих, которые класс угнетателей и черносотенная поповщина вдалбливала десятилетиями!
– Трудовой народ, – он подчеркнул, словно учитель на уроке, – трудовой народ отстоял Россию и разгромил Наполеона! Это была настоящая народная война!
Затем уже более спокойно, словно решая вслух какую-то задачку в школе, продолжил:
– Второй список хранится, – тут вспомнив Пучкова, Крупиньш поморщился, – хранился в Казанском Соборе Петрограда.
Он помолчал, достал часы из нагрудного кармана и в задумчивости пощелкал крышкой. – Зачем-то ее перевозят в Москву. Что-то нам не договаривает гражданин Беллавин… В дверь постучали. В кабинет ввели арестованного, мужчину средних лет с ухоженными усиками на красивом лице и вьющимися темными волосами. Одет он был, как многие сейчас, в странную смесь военного и гражданского платья. Уж о его сапогах не стоит и говорить, потому что будь отец Кирилл сейчас здесь (не приведи, Господи!), то наверняка узнал бы он своего попутчика. И может, отыскалась бы даже царапина на голенище щегольского правого сапога, оставленная пыльным дорожным сундуком отца Кирилла. – Вот гражданин Дулов нам сейчас и поможет с этой задачкой, – закончив разговор с Алексеем, Крупиньш сел за стол напротив арестованного.
– Сегодня у нас был разговор с Патриархом, – Мартын Янович доброжелательно смотрел на Дулова, – Николай Николаевич, теперь вы расскажете, как все было на самом деле? Арестованный сидел на стуле не то, чтобы вызывающе, но как-то спокойно: скрестил руки на груди, покачивал правой ногой, переброшенной через левую, смотрел рассеянно в сторону. Потом перевел взгляд на Мартына Яновича.
– Крупиньш, вы ведь не глупый человек, и, как мне говорили, даже учились. Решайте свои задачки сами. Я вам ничем помочь не могу.
Алексей вдруг обиделся за Мартына Яновича. Вроде ничего обидного не было в словах этого барина, но уж как он это сказал! Всадить бы пулю ему между глаз!
Тут счастливая мысль пришла в его голову:
«Уж не „революционное“ ли сознание просыпается в большевике