наконец, стало плохо». Или «Князь в объятьях красавицы».
НАТАЛЬЯ. Так уж и в объятьях?
ДОЛГОРУКОВ. Они всё придумают, преувеличат, эти ушлые, милейшие швейцарцы. Они фантазёры редкостные. Как мне надоели их фальшивые улыбки до ушей, лицемерие. Оленька, как я хочу обратно в Россию, в Санкт-Петербург. Пешком бы ушёл.
НАТАЛЬЯ. Кто же виноват.
ДОЛГОРУКОВ. Последнее время мне снится Невский, Исакий, наши мостики через каналы Невы, Зимний дворец. Я поеду умирать в Россию.
НАТАЛЬЯ. Вам ещё жить и жить.
ДОЛГОРУКОВ. Нет, сегодня – один из последних моих дней. Это я остро чувствую. И он послал мне вас, редкую красавицу. Я так благодарен судьбе.
НАТАЛЬЯ. Успокойтесь. Примите сейчас лекарство и будете жить.
ДОЛГОРУКОВ. Оля, всё проиграно в дым. У меня нет ни семьи, ни Отечества. И Герцен…я думал, что он настоящий друг, а он грязью облил меня. Пушкин точно говорил: «Что дружба? Легкий пыл похмелья».
НАТАЛЬЯ. И он же написал: «И в жизни сей мне будет утешенье: мой скромный дар и счастие друзей».
ДОЛГОРУКОВ. Да, какой поэт был! Не чета оставшимся писакам. Глыба.
Чья мысль восторгом угадала,
Постигла тайну красоты?
Чья кисть, о небо, означала
Сии небесные черты?… А? Каков?
– Дом Долгорукова. Бросается в глаза обилие икон, книг и старинных портретов. Появляются князь и Наталья.-
ДОЛГОРУКОВ. Вы спасли меня, Ольга Сергеевна, ангел мой (жадно пьет из баночки настойку, а затем растягивается на кушетке). Проходите, чувствуйте себя как дома.
НАТАЛЬЯ. Вам полегче стало?
ДОЛГОРУКОВ. Да, значительно, значительно.
НАТАЛЬЯ. А где прислуга ваша?
ДОДЛГОРУКОВ. Отпустил я всех домой на выходные. Меньше расходов, да и устаю от прислуги. Они добры, трудолюбивы, но уж очень ограничены, прости господи. Их не интересует ничего: ни природа, ни история. Только франки, франки, франки на уме!
НАТАЛЬЯ (рассматривает портреты на стенах). Это ваш сын?
ДОЛГОРУКОВ. Да, Володенька мой. Он был на днях у меня, приезжал из России. Такой чистый и наивный. Он ещё ребёнок, хотя учится на доктора психиатрии.
НАТАЛЬЯ. А жена ваша, Ольга Дмитриевна? Почему я здесь её не вижу?
ДОЛГОРУКОВ. Была жена и вышла вся. А вы разве знакомы с ней?
НАТАЛЬЯ. Я видела её однажды в приёмной Леонтия Васильевича Дубельта. Княжна была с подбитым глазом, и в слезах.
ДОЛГОРУКОВ. Позвольте, в приёмной какого Дубельта? Начальника третьего отделения? И что она там делала? И, главное, что вы там делали?
НАТАЛЬЯ. Она приходила жаловаться на вас. Вы её в очередной раз поколотили.
ДОЛГОРУКОВ. Вздор, я её пальцем никогда не трогал. Она сама блудливая, как кошка, путается с кем нипопадя. Это проучил её новый старый ухажёр. Так вы-то как там оказались?
НАТАЛЬЯ. Леонтий Васильевич был моим свёкром.
ДОЛГОРУКОВ. То есть? Нет, не может быть. Получается, что Михаил Дубельт, флигель-адъютант, ваш муж. Так, значит, вы – Наталья Александровна, младшая дочь Пушкина.
НАТАЛЬЯ. Да! Только Дубельт – мой