Заключённые. Юля Дюмо

сына. Я прохожу мимо этих двоих, ещё совсем наивных детишек, унося труп курицы. Они уже закончили школу, но всё ещё наивны и глупы.

      – Батюшка сказал: Бога нет! – Уходя я слышу голос Петра. Он отталкивает моего сына и уходит в дом.

      Юхим тот ещё глупец. Как он сам говорит, в дань уважения и памяти своей матери, он перенял её веру себе. Просыпаясь с рассветом и засыпая следом за закатом, все эти отрезки суток, Юхим не забывает помолиться. Целыми днями он витает в своих мыслях, словно находясь где-то далеко в своём мире. Пока Петро помогает мне по дому: там что-то починить, где-то перетащить что-то тяжёлое, Юхим пропадает на заднем дворе. Сидит в высокой траве, отрощенной для хозяйства, и читает книги. А бывает, я вижу, как он сидит, просто смотря в небо. Я призываю его к себе для работы, но это ему чуждо, неинтересно. Чем старше он становился, тем явственней я замечал то, что ничего путного из него не выйдет.

      Как только Юхим достиг совершеннолетия, я принялся водить его к себе на работу, пытаясь показать ему все азы, но ему никак не хотелось проводить со мной время. Он постоянно искал поводы избежать похода в тюрьму Карачева. Каждое утро мы с Петром, ни свет, ни зоря направляемся в большое здание городской тюрьмы. Я занимаю там главную должность и стою во главе всех тюремных стражей и надзирателей здания, всех корпусов и отделов. И хотя моя официальная профессия «дрессировщик военных голубей», но я прошел Первую мировую войну, а также принимал участие в гражданской войне, поэтому меня взяли на должность тюремного надзирателя, с которой я и смог потом подняться. Заходим в мой просторный кабинет, чтобы примерить на себя форму надзирателя тюрьмы. Она включает в себя пальто и брюки армейского обмундирования защитного окраса. Этот наряд так же защищён специальным средством, называемым панцирем.