что не единственные, – говорит лейтенант. – С вами, граждане, вообще дела иметь неприятно. Вы какие-то зажатые что ли… Несговорчивые.
– Ну вот и найди сговорчивых! – бросаю в щуплого выродка.
– Ха, да ты, видно, совсем забываешься, Огнеборцев, – Черёмухов подходит ближе. – Думаешь, самый умный? Или, если мы тебя с янтарём не ловили, значит не знаем, что ты его продаёшь? Все всё знают и всё понимают, просто тебя жалко, оттого никто и не трогает. ПОКА, – он тычет мне грудь пистолетом из пальцев. – Всё может в любой момент измениться.
Смотрю на урода в погонах, сжимая кулаки. Не зря говорят, в полицейские зачастую идут те, кому более остальных в рожи харкали, передо мной яркое тому доказательство. Черёмухова попускал в школе каждый, кому не лень. Класс восьмой, помню, идём с Михой в столовую, а из тёмного угла как раздастся визг, поворачиваю голову, а там этому дрищу-одиннадцатикласснику соски выкручивает двое девятиклассников, Виктор и Олежа. Потом встретились на следующей перемене, разговорились, и выяснилось, что пацаны в туалете курили, а Черёмухов сдал их завучу. Зачем? «Ну мы у него мелочь просили, а он нам её всегда отдавал, – пожал плечами Олежа». «Оказывается, ему это не нравилось и из-за якобы он не мог пообедать, – добавил Виктор. – Непонятно только, почему в таком случае он просто не говорил “нет”. Мы бы сразу отстали…» История, развеселившая нас тогда, пугает меня сейчас. Если так подумать, любой обиженный на жизнь человек может поступить в университет МВД, по окончанию которого у него будет в руках возможность отыграться на обидчиках. Правда, зачастую до обидчиков руки, вооружённые правосудием, не добираются, оттого атакуют тех, кто оказался в при делах их досягаемости, и здесь уже становится неважно обидчики это или нет. Смотрю на Сверепеева. Он противоположность своего подчинённого, тот редкий случай, когда человек пошёл в силовую структуру действительно, чтобы служить закону, однако, увы, его не пощадила профессиональная деформация. Как говорится, с волками жить – по волчьи выть…
– Товарищи полицейские, давайте жить дружно, – Михаил встаёт между мной и представителями закона.
– У друзей друг от друга секретов нет, – говорит Черёмухов.
– А у нас их и нет. Мы действительно знаем о трупах не больше вашего. Разве кто-нибудь из нас когда-нибудь обманывал вас, капитан?
– Обманывать не обманывали, – он обводит нашу компанию взглядом, – но недоговаривать вы любители. Впрочем, это уже дело другое. Пойдём, Женя, не будем здесь терять время, – Сверепеев направился к выходу. Остановившись на полпути, он обернулся и сказал: – Если по жмурам станет что-то известно – звоните.
– Само собой разумеется, – в знак прощания Михаил поднимает руку, я молча киваю, а Павел наконец поднимает глаза.
Оказавшись на улице, капитан Сверепеев отходит к служебной машине и подкуривает сигарету. Выйдя следом и не удосужившись закрыть за собой ворота, лейтенант Черёмухов спрашивает:
– Вы действительно считаете, они чистые?
– Да, – выдыхает горький дым Сверепеев. –