обхватывают мой мизинец, и у меня перехватывает дыхание. Она цепляется так крепко, как будто я ей для чего-то нужен, как будто я важен, и от этого у меня внутри все трепещет. В груди разливается тепло. Мне нравится это чувство: быть нужным, желанным.
Принадлежать кому-то.
Я чувствую, что теперь принадлежу кому-то.
А после того, как я потерял все, что любил, это так много для меня значит.
Ах да. В тот момент все и началось.
В тот самый момент, когда шестилетний я заглянул в кроватку к Джун. В тот самый момент, когда она ухватилась крошечными кулачками за мой палец и игрушечного слоника. Я до сих пор помню чувство, что нахлынуло на меня тогда.
Я почувствовал, что больше никогда не потеряюсь.
Конечно, в то время я был еще ребенком, поэтому не понимал всей величины такого чувства, да и как я мог? Нашу историю невозможно было предугадать.
Но… я что-то знал.
Я знал, что малышка Джун забрала меня в тот момент и никогда больше не отдавала.
Она тронула меня, как восход солнца трогает утреннее небо мягким светом, теплыми красками и предвкушением чуда.
Она обрушилась на меня, как ураган обрушивается на тихий городок, не желая брать пленных.
Забрала мое хорошее и плохое, мое светлое и темное. Собрала мои жалкие, уродливые осколки и создала из них что-то стоящее. Она превратила мою агонию в искусство.
Джун завладела мной так, как в конечном счете можно описать одним лишь словом:
Неизбежно.
Глава третья
«Первый проступок»
Брант, 6 лет
– Ты все еще чмошник, Брант Эллиотт.
Венди показывает мне язык, пока мы ждем школьный автобус, а ее братец Уайетт довольно хмыкает себе под нос. Все-таки двойняшки Нипперсинк просто отвратительны.
Я их игнорирую, пока мы все вместе стоим на нашей тупиковой улочке с родителями Тео и малышкой Джун. Тео играет в Gameboy[8], сидя под ярким кленом, красно-оранжевые листья которого кружатся в воздухе, приземляясь вокруг него.
Джун размахивает ручками в коляске, сбивая пушистое одеяло, в которое я заботливо ее завернул.
– Агги.
На моем лице расцветает улыбка, вызывая во мне желание погладить игрушечного слоника, который лежит рядом с ней.
– Агги здесь, Джун. Он будет играть с тобой, пока я буду в школе.
Венди усмехается мне в ответ:
– Младенцы не умеют говорить, Брант. Не будь тупым.
Мама и папа Тео препираются на почве того, кто должен был вынести мусор. Мне полагается называть их Саманта и Эндрю, но мама всегда говорила мне, что мы не называем взрослых по имени – это невежливо.
Я пинаю валяющийся на тротуаре камень и поднимаю взгляд на Венди.
– Я не тупой.
– Очень даже тупой. Ты разговариваешь с младенцем, который может только пускать слюни и плакать.
– Неправда. Она много чего умеет.
На прошлой неделе Джун