обозначенных условиях, что делалось главным образом для того, чтобы они не стали обузой для общества. Поэтому они должны были доказать, что при переезде в другое место им гарантировано содержание, будь то в сельском хозяйстве, или промышленности, или при занятии свободными профессиями в городе или в деревне. При этом освобождение от крепостной зависимости в некоторых случаях могло произойти только после уплаты определенной суммы. В случае же возражения пана решение принималось властями.
Закон делил крестьян на тех, кто имел земельные участки в собственности, на тех, кто имел их на правах наследственной аренды, и, наконец, на тех, кто арендовал землю только временно. В случае сомнений арендаторы считались наследственными. При этом пан только в исключительных случаях и с разрешения властей имел право принудить находившегося у него в крепостной зависимости владельца земли продать ее, а арендатора – отказаться от аренды.
Наибольшее внимание во всеобщем земском праве уделялось определению взаимных прав и обязательств панов и их крепостных крестьян, нормированию всех видов крепостных работ, ренты и выплат, предотвращая тем самым их повышение. В некоторых же случаях крепостные могли требовать их понижения.
Крепостные владельцы земли составляли самоуправляющуюся сельскую гмину во главе с солтысом, назначаемым паном из числа членов гмины, и двумя заседателями, исполнявшими также функции местной полиции.
Хозяева сел имели право применять умеренные телесные наказания в отношении ленивых, непокорных и своенравных слуг, но за все злоупотребления такими наказаниями паны несли ответственность в уголовном порядке. В отношении же домовладельцев и их жен они имели право только на наложение кратковременного ареста с такой же ответственностью.
Все эти законы были, видимо, продиктованы не столько стремлением к установлению гражданского равенства, сколько интересами сельского хозяйства. И подчиняться им должны были как крестьяне, так и паны. Конечно, для польского дела, несомненно, было бы лучше отменить крепостное право и освободить крестьян. Но сегодня трудно обвинять иностранные правительства в том, что они этого не сделали, поскольку они аналогичным образом организовывали крепостное право и в других своих провинциях.
Эти правительства не изобрели крепостничество специально для польских провинций. Однако на практике в них ситуация была иной. Одно дело, когда бюрократия, призванная охранять такой строй, набиралась из людей, которыми она управляла, и совсем иначе обстояло дело там, где она навязывалась народу из числа иностранцев – немцев или онемеченных чехов. Подобная бюрократия использовала отношение крестьянина к своему пану для утверждения своей власти, чтобы внушить ему доверие, а у шляхтича, против него согрешившего, вызвать страх. Поэтому шляхта хорошо понимала, что в случае нового восстания крестьянство за ней не только не пойдет, но может подняться и против нее самой. В результате о восстании против чужеземного