осталось там, где прошла вода. Участь других населённых пунктов, оказавшихся на пути вырвавшегося из берегов «Краснодарского моря» (так здесь называли водохранилище) ему также хорошо представлялась, хотя и не особо хотелось представлять.
Он обходил посёлок слева, чтобы осмотреться.
Первым, что ещё издали бросалось в глаза, было отсутствие привычных труб цемзавода. Труб не было. Поднявшись выше, он всё понял. Деревья оставались стоять в складках местности, там, где взрывная волна прошла выше. Сам посёлок выгорел дотла. Лишь торчавшие ближе к окраинам огрызки стен намекали на то, что раньше здесь стояли дома. В ущелье, где была железнодорожная станция, ничего нельзя было рассмотреть, – сплошное чёрное пятно. Казалось, что ущелье стало глубже и шире. Когда до него окончательно дошло, что здесь произошло, он побежал. Назад и вверх. За гору.
Здесь, в пригороде Новороссийска, хребет только начинается, высóты не такие большие, как дальше по побережью, в сторону Туапсе и Сочи. Уже через час он был за перевалом. Сердце колотилось. В желудке, как ему казалось, уже образовалась настоящая «чёрная дыра», готовая поглотить измученное многодневной дорогой тело.
Человек набрёл на лесную дорогу, и поплёлся в сторону города. Здесь, за хребтом, деревья стояли с листьями, уже начинавшими желтеть. Пройдя по дороге примерно три километра, он заметил слева поляну, на каких обычно устраивали пикники любители покататься на внедорожниках. Решив, что там можно поживиться хоть какими-никакими объедками, человек направился к поляне.
То, что он там нашёл, заставило его долго кататься по земле, выблевывая последнюю желчь из онемевшего от боли желудка.
Это была девушка. Лет семнадцати. Избитая, истерзанная, нагая…
Она лежала на смятой, испачканной кровью белой спортивной куртке с намозолившим глаза логотипом Олимпийских игр. Вокруг валялись бутылки, мятые банки, несколько пустых пачек от дорогих сигарет и одна от папирос «Беломорканал», рваные пакеты и разный мусор. И платье. Её платье, – белое, в какие-то мелкие цветочки. Человек подумал, что это были васильки. Одного взгляда на платье было достаточно, чтобы понять, что насильники использовали его как полотенце…
– С-суки-и-и! – рычал человек. – Твари! Звери!
Успокоившись, трясущимися руками он принялся собирать вокруг сухие ветки. Хотелось сделать для неё хоть что-то. Погрести́. Но не было ни лопаты, ни чего-либо подходящего. Да и волки или шакалы всё равно разроют…
Он подошёл к телу. Свалил рядом собранные палки. Посмотрел на неё. Она была жива ещё утром. Он не был медиком, но знал, что трупные пятна начинают появляться часа через четыре, и в течение ещё восьми или десяти становятся отчётливее. Если он ничего не напутал, смерть наступила часов пять-шесть назад.
Глаза девушки были широко раскрыты. Он пытался их закрыть, но не вышло.
Казалось, она была рада смерти.
«Твари. Твари. Твари…» – мысль повторялась как кусок композиции на испорченном компакт-диске, как