Павел Андреевич, докладывал, что мы его смонтировали, а потом… Стали испытывать – не идёт, тормозит где-то… Мотор воет, но не тянет. Сегодня проверим, Павел Андреевич. Найдём причину.
– Не найдёшь ты причину! Работать не умеешь! Сам приеду. Если ваша вина… В общем знаете, что вам будет – никаких премий за год! И переделывать будете за свой счёт! Всем дам в руки по кайлу! Тебе тоже! Каждую жилку кабеля заставлю проверить! Раз башкой своей не умеешь работать! Так… Лукашов!
– Слушаю, Павел Андреевич! – прошелестел мой предшественник.
– Опять вчера пьянствовал?! Сдавай мастерскую и – катись к чёртовой матери! В слесари иди! И запомни: ещё один случай и выгоню по тридцать третьей статье! Хватит с тобой нянчиться! Мельников, принимай мастерскую! Жду от тебя порядка! Там у тебя К-700 целый год стоит, через неделю чтобы был на ходу! Понял?
– Понял, – ответил я, хотя не имел никакого представления о каком тракторе идёт речь.
Лукашов, икая и вздыхая, пил из графина вчерашнюю воду. – Юрий Михайлович, – сказал я Саблину, – вчера ведь договорились, что Лукашов останется контролёром. А теперь…
– Ну а что я поделаю? Спорить с ним? Видишь, какой он! Хватит мне и откормочника. Делали бы по проекту, так нет – как он сказал!
Я понял, что Саблин панически боится директора и предложил:
– Ну давай я спрошу.
– Подожди! – сказал Лукашов. – Уволюсь я. Надоело от него … получать.
– Сашка, но ведь ты сам виноват! – накинулся на него Майер. – С какой радости ты вчера опять нажрался?
Лукашов не ответил, а вскинул глаза на открытую дверь. Я сидел к ней спиной и, обернувшись, увидел в нормировке, в которой до самого потолка плескалось утреннее солнце, женщину.
Я не заметил, как она вошла, и мне показалось, что она возникла из солнечного света. И вся она была как свет: волосы, собранные на затылке в высокую бабетку, казались сверкающим слитком золота; не смиренные причёской, искрящиеся локоны, как змейки струились с висков, как языки пламени бушевали в чёлке.
Глаза у женщины были ярко синими под чёрными вразлёт бровями, словно выписанными в каллиграфической прописи: тонкими у висков, с нажимом спускавшимися к переносице. Лицо чистое, белое, лишь от уголков глаз, словно лучики, расходились едва заметные весёлые морщинки.
На ней был тёмно-синий рабочий халат, плотно облегавший стройную фигуру, а на ногах чёрные туфельки, будто она пришла не на работу, а на танцы.
– Здорово вам, начальнищки! – сказала женщина и села на стул против окна, щурясь на солнце. – Унущик, – продолжала она, обращаясь к Лукашову, – у меня корова отелилась, возьми ключики, а я дома останусь, пока у неё послед не отойдёт. Подою и сразу прибегу.
– Это к нему, – ответил угрюмый «унущик», кивнув в мою сторону.
– Тебя сняли что ли?
– Выгнали!
– А вы, значит, новый заведующий? – предположила незнакомка.
– Да, Владимир Александрович Мельников, – отрекомендовался я.
– А я Зина – Зинаида, заведующая складом.
– А