цементной плиткой. На стоявшем перед низким окном столе пел свою вечернюю песню электрический сепаратор. Рядом стоял Адам Адамович в майке и следил за струйками обрата и сливок, вытекавшими из пластмассовых желобков.
– Садитесь, Владимир Александрович, – сказала Регина Кондратьевна, указывая на стул у противоположного сепаратору торца столешницы. – Я сегодня поздно подоила. Сын Петька приходил пьяный. Просил денег. Еле отвязалась. Тридцать лет, а никакой степенности. Он тоже у нас в мастерской работает.
– Он знает, – прервал её Адам Адамович.
Регина Кондратьевна процедила молоко через марлю, достала из буфета чистую литровую банку и налила до краёв – муха не сядет напиться.
– У меня многие просят, – сказала она, натягивая на горловину капроновую крышку, – но я не всем продаю. Во-первых, совхоз закупает, а за молоко директор прибавляет сена и отходов. А во-вторых, смотрю что за человек. Если лодырь, отказываю. Вот у нас соседи Лизиковы. Двенадцать человек детей, а у них ни телёнка, ни курёнка! Как так можно?! И всегда свободны. На отсевную6 пришла Майка: «Регина, дай молока, хоть литра четыре – ребятишкам блинов напечь». Не хотела, да детей жалко, они не виноваты, что родители бездельники. А она замесила в ведре тесто, и пошла с мужем на гулянку. Старшие Лизичата прибежали, блинов нажарили, поели и подались по своим делам. Средние прибежали пожарили, как смогли, – один недопекли, другой пережгли – в фуражки побросали, побежали дальше играть, а младшим и до плиты не дотянуться, ложками похлебали жидкое тесто, и тоже сыты.
– Ты ужинал? – обратился ко мне Адам Адамович.
– Сейчас пойду, хлеба с молоком поем.
– Садись с нами.
– Нет, я уж дома.
– Оставайтесь, Владимир Александрович. У меня лепёшки, домашний сыр. Чай с земляничным вареньем, вчера только сварила, – сказала Регина Кондратьевна.
Я ещё раз отказался.
– Попробуйте сыр. Такой в совхозе только я делаю, – она сняла с самодельного, выкрашенного голубой краской, буфета, стоявшего в противоположном углу летней кухни, широкую чашку и, сняв с неё полотенце, показала гладкую жёлтую поверхность плавленого сыра, который выглядел так привлекательно, что я принял приглашение и остался у моих новых знакомых ужинать.
За сыром с буфета перекочевала на стол чашка золотистых лепёшек, запах от которых тоже был очень аппетитный.
– Берите, берите лепёшку, не стесняйтесь, – Регина Кондратьевна отрезала и уложила поверх круглой лепёшки кусок сыра. – Я опять буду про Лизиковых говорить… Мать-героиня! За что!? Толку-то, что родила! Всем соседям покою от них нет. Вчера опять по огороду шарились, три лунки огурцов вытоптали. Сегодня по улице носились с камерами, потом на речку побежали. Откуда у них камеры? Со склада, конечно, стащили. Зинка, наверно, опять забыла замок повесить. Она безалаберная, не проверяет свои склады. Фестиваль – она и есть фестиваль – кличка у неё такая.
Я не стал возражать. Имеет, наконец, право Регина Кондратьевна иметь своё мнение!
Я съел