но, с другой стороны, не взрослое какое-то, учебное, школьное, убогое. Зато по географии… Когда ты в школе учился, вас в Саблинские[6] пещеры водили?
– Водили, конечно. И водопад на местной речке показывали.
– На Саблинке.
– Не помню, может быть, на Саблинке. – согласился Эдик. – А при чём тут пещеры?
– При том, что о пещерной жуткой тьме и холоде можно узнать, прочитав в учебнике, от учителя услышать, а по-настоящему прочувствовать эту тьму и холод можно только в пещере. Практическая география! И нам с тобой повезло, очень повезло, потому что за казённый счёт этой географией наслаждаемся.
Эдик удивлённо поджал губы и покачал головой.
– Ну ты даёшь! Тебе лекции в сельских клубах можно читать.
Помолчали немного. А когда люди так замолкают, они думают каждый о своём, переваривают каждый своё, бродят по цепочкам возникших ассоциаций.
Эдик удивлялся Андрею: надо же, взрослый мужик, а в голове мозги школьника. Географию он на практике изучает! Наслаждается. Турист! А нормальные-то люди географию изучают да наслаждаются во время поездок в Крым. Там и температуру моря можно на практике измерять, и крепость местных вин. Были бы только деньги. Деньги, которых сейчас нет вообще. А пора бы уже и завтракать, но говорить об этом первому не хочется, да и зачем, если напарник рано или поздно вспомнит о еде сам.
А Андрей молча переживал досаду на свою несдержанность. Часто случалось с ним такое, когда после сказанных слов становилось неловко. И не в словах даже дело, а в интонации, манере с которыми они сказаны. И тут только и оставалось, что молчать и подтрунивать над самим собой: ещё бы ножку вперёд выставил и руку в сторону для бо́льшего эффекта отвёл, гражданин Цицерон! Его вот так, Цицероном, и назвал однажды школьный товарищ, когда он очень сбивчиво и ужасно глупо выступил на классном собрании. Но тогда он не умел ещё спасаться иронией, поэтому стыд и досада мучили его долго.
И тут в голове Андрея возникла красивая фраза: «Я в школе учился бесплатно, но недаром». И он для памяти, как только представился случай, записал её в дневник.
Чем ближе они приближались к цели, тем чаще Андрей, беседуя с Эдуардом о всякой ерунде, как бы ненароком переводил разговор на тему своей будущей работы. Эдуарду, поскольку вопросы были сложнее, чем прорубка просек и изготовление квартальных столбов, эти разговоры не очень нравились. Но принимая во внимание своё иждивенчество, он деликатно пытался отвечать и на них.
– Эдик, ну, допустим, ты прорубил просеки, поставил квартальные столбы, а дальше что?
– Потом… – нехотя начинал объяснения Эдик, делая задумчивую паузу в две-три затяжки, – потом промер.
– Промер чего?
– Как чего? Просек. Берут специальную мерную стальную ленту длиной ровно двадцать метров. Но лучше двадцатиметровую верёвку, которая не растягивается, потому что её в рюкзаке носить легче. Можно и пятидесятиметровой мерить, – лектор немного помолчал, лениво покуривая