p>Обветшалые хрущёвки, не имея больше сил стоять, молили время, ветер, хоть кого-то обрушить их тяжёлые стены. Но судьба обречённых зданий навеки привязана к жизни одного человека, позволившего себе нарушить жизненный цикл – вечный и священный круг, созданный для поддержания равновесия.
И вот он снова в том же месте, где осмелился бросить вызов Создателю. Измученный вековыми скитаниями, безумный, забывший своё имя, пытается найти нить, которую оборвал, чтобы вновь связать её, соткать веретено жизни. Завывающий ветер насмехается над ним, он знает – невозможно вернуть то, что было навсегда утеряно, даже если принести в жертву себя.
Заветная дверь, ведущая в подъезд, скрывает за собой место свершённого таинства. Ликующий взвизг, сопровождаемый животным похрюкиванием и скрипом прогнившей двери, ознаменовал вторжение в земли, где давно не наблюдалось вмешательство Творца. Они, принадлежащие врагу живого, с радостью и триумфальными почестями: осыпающейся штукатуркой, ударами воды, проливаемой дождём сквозь упавшую часть крыши, и (самое странное) детскими смешками из опустошённых квартир – встречают последний отголосок жизни в этом омерзительном мире.
Одна ступень, вторая, третья… Он уже забыл, как считать, для него это не было важным. Главное – вспомнить условия, контракт, который он заключил со своим Хозяином. Голубые глаза, залитые кровью, потом, слезами, покрытые мутной пеленой безумия, уже не могли увидеть путь, к заветной квартире. В голове всё рисуются фрагменты ритуала. Нет, не ритуала. Обычное жилище студента, обречённого на отчисление, вот они… Условия! Он вспоминает платок, лежавший на полочке рядом с книгой Франца Кафки, как сворачивал его пополам, вкладывая полотно во внутренний карман пиджака, а для чего? Он не может вспомнить. Слишком много мыслей для озверевшего, переставшего быть человеком тела. Само его существование омерзительно и оскорбительно для этого мира. Грохот! Он на полу лестничного пролёта. Холод, пронизывающий мышцы, не позволяя им двинуться, безжалостно терзал безумца, его тело похоже на куклу из воска, такую беспомощную перед жарой, а его беспомощность представала перед натиском безжалостного одиночества. Только глаза выражали остатки разума, единичные проблески осознания своей обречённости и полного понимания положения дел, но это не спасало его, отнюдь, всё было наоборот, его топили эти мысли…
Вздохи, переполняющие лёгкие едким, спёртым воздухом, безразличен теперь и холод, который резкими покалываниями лишь напоминает о себе. Уже давно ничего не может прервать его существование, а может, его уже давно и не существует, может, он просто тень, блуждающая за тайной завесой, в которую обычные люди проникнуть не в силах.
Разорванные штаны, зачем они, если никого нет, рубаха… Нет, что-то отдалённо похожее на неё в этом тоже не было нужным. Отголоски социума, надменно управляющие ещё не погибшим сознанием, эхо прошлого, которое то и дело, даёт понять – слишком много было поставлено на кон, и это пари теперь не выиграть. Соперник оказался шулером, обычным, как не казалось на первый взгляд, лжецом. В нём было всё: прекрасные кучерявые локоны, опаляющие белое лицо. Неестественные скулы, будто у мертвеца, (да что уж там, ведь и вправду у мертвеца), изумрудные глаза, пылающие страстью, вызывая доверие у закабалённого, но ещё не знающего об этом, человека, не давали продумать все детали союза до мелочей. Ненавистный спаситель, избавитель от главнейшего страха, теперь стал главным врагом, с которым бороться невозможно, все, кто мог помочь, давно уже мертвы или никогда не были живы.
Тайфун мыслей вдруг стал штилем. Теперь единственная цель ясным светом озаряла голову безумца. Непослушные, затёкшие ноги, с грохотом переваливались с одной ступени на другую. Если искавший не ошибался, то ему оставалось три этажа. Смешки были всё громче, животный страх, переполнявший сердце мужчины, подсказывал, что не стоит идти туда, где началась эта история, что нужно бежать без оглядки в место, где его не найдёт даже тот, кто даровал ему это проклятие. Да только желание прервать все эти мучения было сильнее, жгучее чувство в сердце не давало покоя уже более столетия.
Деревянная дверь выглядела неполноценно. Да, прямо перед ней лежали её части, бездушно предавшие ту, что приютила их на себе. Теперь же они жили своей жизнью. Они плясали с водой, создавая замысловатые узоры, ложась друг на друга, но что-то в них было такое… Вызывающие отвращение у мужчины. Почему-то в голову снова ударили воспоминания, так ожесточённо бились о её стенки, что страдавший, опасаясь падения, схватился за медную ручку. Гнилой запах окислившегося металла, соприкоснувшегося с плотью, ударил в нос, давая понять, что так просто в квартиру не попасть. Платок… Да, он! Ткань была пропитана кровью, мужчина вспоминает, а в ней… В ней сердце, но чьё же оно? Что-то не позволяет ему пройти в сокровенные земли сознания, чтобы узнать это. Он попытался открыть дверь, она не хотела поддаваться, видно, кто-то держал её изнутри. Придя в ярость, мужчина стал колотить её ногами и руками, всё новые и новые фрагменты пазла с грохотом падали на бетонный пол, создавая уродливые узоры под всплески воды, превращаясь то в кресты, то в уродливые лица. И всё же последний оплот к свободе был неприступен…
Детские