снисходящего только до великолепных учеников, к которым он пока не относился. А вот эта сосна, растущая здесь уже около пятнадцати лет, напоминала о том, как малышом, поднимаемым ненавистным отцом, он вешал на неё звезду. Она совсем не изменилась с того момента, может, чуть выросла, но это совсем было незаметно, поэтому тяжёлые, даже неприятные воспоминания накинулись на него, как волны накатывают на песчаный разгорячённый солнечными лучами берег.
Афанасий встряхнул головой, будто скидывая отвратительные мысли, насевшие на голову. Его кудрявые волосы немного доходили до мочек ушей, что сделало его совсем похожим на пуделя, отряхивающегося от капелек воды. Мимо него ловко проскочила девушка, бежавшая и размахивавшая хвостом, собранным из чернильных волос, отражающих свет и преображающих его в неистовый блеск. Ему показалось, что она усмехнулась, преодолевая парня на своём пути, но его больше привлёк предмет, лежавший в том месте, где послышался смешок. Это был небольшой томик рассказов Франца Кафки. Парень поднял его двумя пальцами, будто берёт что-то отвратительное, а после прижал к сердцу, сам того не понимая.
До начала первой лекции оставалось двенадцать минут, о чём оповестили большие часы, висящие возле потёртого названия лавочки часовщика, поэтому парень, ускоренный шагом, пересёк улицу, переполненную людьми, но не теми, которые встречаются в переулках, а тех, которые боролись с рутиной и за место под своей Звездой.
– Ого! И с каких же пор вы начали уделять время философии? – иронично и панибратски спросил парень, стоящей у лектория, – даже книжечку, смотрю, прикупил. Не уж-то мы ещё и ударились в религию, – утробным смехом встретил Афанасия его сокурсник и по совместительству близкий друг.
– Санька, как щенок на льва, тявкаешь – неумело оппонировал Афанасий, прихлопывая товарища по спине.
– Ну-ну, не говори, – рассмеялся парень, заходя в лекторий, – ты такой кольчатый стал, может, проветришься? – голос всё так же был пропитан иронией, – например, сегодня после лекций сходим в пещеры?
Пещерами называли подростки, даже взрослые иногда, бар, находивший под землёй по левую сторону рабочего бульвара, на котором Афанасию повстречалась девушка, не выходящая из головы.
И вот она, обладательница смольных волос, заставляющие взоры увязнуть в них, студент, проходя мимо, неё прижал книгу к груди и снова не заметил этого. Решив отдать ей сборник рассказов, он бросил неловкий взгляд, заикаясь, волнуясь и переживая за судьбу этой книжицы, спросил:
– Ваше же? – он вдруг опустил взгляд, а на него поднялись такие же, как и волосы, чёрные глаза, утягивающие в пучину прекрасного мира. Мира, где светит только она.
Девушка рассмеялась, её прельстило смущение Афанасия, которое он выразил, когда метнул не очень уместную фразу. Через звонкий смех кареглазая пролепетала:
– Думаю, теперь ваше – тут она выделила это наиболее ярко, нежели другие слова, и продолжила