и тем же граблям не ходок!
Кириллу очень хотелось спросить, а что она собирается делать потом, но он сдержался – и так сегодня слишком много всего было, не стоит давить…
– Маша! Мама в панике! Мы должны срочно ехать к ней! – ворвался в комнату Илья. – Да пошла ты вон, погань! – заорал он на кошку, опрометчиво вывернувшуюся ему под ноги.
Маша ловко подхватила заметавшуюся в ужасе Дашку, прижала её к себе и с ледяным спокойствием погладила её трёхцветную шкурку.
– Не смей пугать кошку. Это, во-первых, а во-вторых, я туда не поеду.
– Маша! Ты что? Там мама плачет, там Ленка в панике!
– Вот ты и давай, езжай, утешай, успокаивай, выводи из паники… Если ты забыл, позволь я тебе напомню – это меня чуть не убили твои брат и сестра. Так что извини, но к ним в дом я больше не ходок. А кошка… Кошка теперь у нас жить будет!
– Маша, у меня аллергия, ты же знаешь! – машинально пробормотал Илья, который всегда с усилием воспринимал новые обстоятельства и резкие перемены.
– Я помню. Но думаю, что наша с тобой семейная жизнь вышла какой-то не очень удачной. По крайней мере, покушение со стороны твоего семейства и твою на это реакцию я воспринимаю именно так. Поэтому завтра я подаю на развод. Вещи твои соберу и оставлю у соседей. Они пенсионеры, практически всегда дома, так что смогут тебе передать. И да, кстати, завтра же утром я пойду и напишу завещание… Так, на всякий случай, ты передай это своей маме и Лене, ладно?
– И кому же ты всё собираешься завещать? – Илье отчаянно требовалось хотя бы немного времени для осмысления событий, но его-то как раз и не было, поэтому он и спросил – просто чтобы собраться с мыслями, но ответ Маши напрочь выбил его из колеи.
– Кириллу. Я не знаю, что будет завтра, но зато точно знаю, что он никогда не станет ожидать или приближать это наследство!
Хантеров только хмыкнул. Возражать не стал, зато ловко подхватил опешившего Илью под локоть и очень настойчиво вывел его из дома, абсолютно не реагируя на протесты и попытки вырваться, вернуться к Маше, что-то ей сказать, заставить передумать.
– Ты или идёшь спокойно до своей машины, садишься в неё и в целости да сохранности валишь к матери, или вырываешься, потом летишь мордой в калитку, потом ею же в окно собственной тачки, а потом то, что останется, усядется за руль и опять же отправится к матери. Что выбираешь? – прошипел ему на ухо невозможный тип, которого Илья десять лет от души презирал за то, что он упустил такую женщину, а теперь лютo ненавидел.
Илья очень хотел что-то ответить… Такое ёмкое, звучное, увесистое и значительное, ударить побольнее хотя бы словесно, но придумал что-то в этом роде, только выехав на шоссе.
– А ведь я даже не знаю, почему они развелись! – вдруг сообразил он. – Маша никогда не рассказывала. Наверняка это было что-то из ряда вон выходящее.
Впрочем, приехав к родителям и застав там форменное светопреставление, он напрочь позабыл о своих раздумьях, которыми старательно отвлекал себя от произошедшего