нем что-то не так, чего-то не хватает, но чего именно Дима понять не может.
– Дима, ты замечал то, как некоторые люди, считающие себя очень такими… ну, знаешь, личностями, что ли, постоянно норовят тебя чему-нибудь научить, ткнуть тебя куда-нибудь носом? Понимаешь, о чем я?
– А? – Дмитрий немного растерянно посмотрел на Аркадия, почесал левой рукой щеку.
– Да я про этого Вадима. Он мне сегодня сказал, мол, я принтером пользоваться не умею. Эта сволочь, – Аркадий указывает рукой на белую коробку принтера, – бумагу зажевала сегодня, да хитро как-то зажевала, с двух сторон типа. Пришлось этот ящик разбирать. Вот он мне и сказал, Вадим-то, что я, мол, не умею с техникой обращаться. И говорит это с такой ухмылкой ехидной, словно умение печатать бумагу на принтере – это какой-то элитарный, не всем доступный навык. Он и сам, кстати, словно на принтере напечатанный. У него же улыбочка эта, ухмылка эта подлая, никогда с лица не сползает, точно нарисованная, ты не замечал? Всю эту неделю с нею ходит. И зачем его к нам подсадили, а? Тебе-то хорошо, у тебя день рабочий позже, чем у меня, начинается, а я с ним тут с семи утра один на один сижу, пока ты в восемь не придешь. Хотел бы я быть на твоей должности.
– Да, пожалуй. – Дима чувствует себя несколько отстраненным. Взгляд его блуждает по рабочему столу, периодически спотыкаясь о разбросанные ручки и листы бумаги. «Надо бы прибраться, – думает Дима, – и понять, что же отсюда пропало».
– Или ладно, черт с ним, с этим принтером. Вот другой случай: выхожу я после обеда в туалет, ну сам понимаешь зачем. А этот оболтус уже работницу одну окучивает, ну эту, Дашу, вот! Она у нас менеджер, хотя чего я тебе это рассказываю, ты ведь и сам ее знаешь, так вот он встал возле кофейного автомата, одной рукой на него облокотился так вальяжно, а в другой руке стаканчик с кофе. Я думаю, что с латте, – он, кстати, как-то поправил меня, мол, я неправильно ударение в этом слове ставлю, а какая мне разница, какое там ударение, если это и не кофе вовсе, а порошок химозный? Ну да не суть. В общем, развешивал он там лапшу на уши этой Даше, распушился весь точно павлин, глазки ей строит, улыбается, сволочь. А он за день до этого к другой девке подкатывал, она его отшила, и теперь он к этой клеится, несмотря на то что они с той первой подруги, и он об этом знает, но ему как будто бы все равно, вообще наплевать! Вот и как такие придурки могут меня пытаться чему-то учить?
– Даже не знаю. – Дима пытается навести порядок на рабочем столе. Аркадий замечает небольшое пятнышко от кофе на рукаве Диминого пиджака, но решает тактично не говорить ему об этом.
– А еще начальство. Вот это уже явные гады! У них тоже улыбки непростые, как и у Вадима. Они улыбаются так… ну, знаешь, снисходительно, что ли. Да, точно! Снисходительно и с долей легкого презрения! Уроды. Вчера утром стою в курилке, идет Максим Степанович, видит меня, подходит, просит сигареткой угостить, я ему протягиваю пачку, а он на нее как на дерьмо, извини меня, смотрит и берет сигарету, но не сразу, а как будто чуть подумав. Видимо, не понравились ему сигареты мои. А что он хотел? Чтобы я ему пачку дорогих сигарилл из кармана достал? Урод. Вот и как тут жить?