Особенно этим:
«Я помню чудное виденье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное мгновенье,
Как гений чистой красоты».
– Вы виденье и мгновенье местами поменяли, – поправил Пушкин недовольно.
– Верно, простите, память-то кавалерийская, все галопом! – смущенно хохотнул я.
– Ничего, – отмахнулся Пушкин, – главное в газете не переврите.
– Ловлю на слове, Александр Сергеевич. Извольте и нам, в «Пчелу» что-нибудь предложить! Гонорар будет хороший и тираж – сами знаете – на всю Россию. Или ж в «Литературные Листки».
– Так ведь ничего не осталось, все-все Полевой и Надеждин в Москве выпотрошили.
– Но в архиве-то, наверное, что-то оставлено? Про запас?
– Оставлено, конечно.
– Александр Сергеевич, хотите по семи рублей за строчку?
– Не всякий архив опубликовать можно, и даже хранить, – сказал Пушкин и вдруг посмотрел мне прямо в глаза. – Уж вы-то, Фаддей Венедиктович, лучше других это знаете!
– Цензуре подвержены как все, – развел я руками.
– Да я не о цензуре, – тихо и куда-то в сторону, по театральному сказал Пушкин.
– А о чем? О журнале «Северный Архив»?
Александр Сергеевич мотнул головой.
– Архивы бывают свои и чужие. Чужим распоряжаться сложнее. Верно?.. Извольте, Фаддей Венедиктович, пришлю стихов – из нового. Хотите поэму?
– По пяти рублев?
Пушкин снова развеселился.
– Я чувствую, мы с вами сойдемся! Да только не в цене – очень вы прижимисты, Фаддей Венедиктович.
– Вижу, что негоже с вами рядиться, Александр Сергеевич, не тот вы человек.
– Вот и славно, так ждите – пришлю! – пообещал Пушкин.
Тут дали занавес, и мы расстались. Я занял свой партер, а Пушкин, дабы не смущать Истомину незаслуженным видом затылков, прошел в одну из передних лож.
Глава 2
Пушкин присылает стихи и является в «Северную Пчелу» держать корректуру. Неожиданное приглашение на обед. Застольное сближение с поэтом. История – как стихи смывали кровью. Доверительный рассказ Пушкина о встрече с Кюхельбекером и просьба опубликовать стихи государственного преступника. Я – душеприказчик Кондратия Рылеева. Пушкин интересуется его архивом. Александр Сергеевич дразнит меня князем Вяземским, а потом предлагает свою дружбу. Пушкин с Дельвигом приходят ко мне на ужин. Разговор о моих странствиях в XXIX веке. Воспоминания о детстве. Мой отец.
1
Любезный Фаддей Венедиктович!
Уверенный в Вашем бесконечном добросердечии, обращаюсь к вам так, словно вы уже простили мои пустые обещания. Нынче я перед вами чист – судите по толщине пакета! Это лишь толика того, что обещаю дать в ваши журналы после осени в Михайловском. О цене мы говорили.
Свидетельствую вам искреннее почтение.
Пушкин.
Санкт-Петербург, 17 октября 1827года.
Можно ли дуться на человека, так владеющего пером и чувствами