служили поиски якобы пропавшей куда-то кувалды, которую, как я объяснил контролеру-прапорщику по прозвищу Дурмашина, зэки могли заховать в известное только им место.
Я просунул своим подопечным через решетку смотрового оконца колбасу. Сказал:
– Ну и обстановочка тут… Ну, вы и попали!
– Все по плану, начальник! – успокоил меня из темноты камеры хриплый голос убийцы.
– Сигарет притарань, – наказал Труболет. – Хочу курить, как медведь – бороться!
– На выход, сержант! – донесся категоричный приказ Дурмашины. – Свидание закончено!
Вернувшись в роту, я был незамедлительно вызван к замполиту.
– Где вы шатаетесь, сержант?
– Был на зоне…
– Кто вас туда отпускал?
– Я же имею право…
– Что?! Право?! Больше без моего приказа из казармы ни на шаг, ясно? – Поправив портупею, он нервно прошелся по кабинету, раздувая в немом негодовании ноздри. Наконец произнес. – Работы приостанавливаю! Их, думаю, продолжит другой инструктор… А вы готовьте себя к службе на вышке, сержант! А теперь слушайте приказ: сегодня заступаете в ночь дежурным по роте. И завтра. И послезавтра. И послепослезавтра.
– Исключительно в ночь?
– Я не давал вам приказа открывать рот… Да, в ночь! Окончен бал!
Я поднялся на второй этаж казармы, завалившись поспать перед ночным бдением, и проснулся перед прибытием караулов с рабочих объектов; принял оружие, патроны и, заперев ружпарк, погнал дневальных проводить уборку.
После ужина под сочувственные возгласы сослуживцев: мол, достал тебя зверь – провел вечернюю поверку и уселся в командное кресло в канцелярии с зачитанным до дыр детективным романом из ротной библиотеки.
От чтения меня оторвали «деды», заглянувшие на огонек.
– Андрюха, мы до утра в поселке…
– Ребята, – сказал я. – Зверь ждет моего промаха. И ему одинаково хорошо, заложу ли я вас или нет… Заложу – вот вам и стукачок, делайте выводы, а не заложу – значит, во время несения боевого дежурства допустил групповую самоволку…
«Деды» тяжко призадумались, но тут в дверь постучался дневальный.
– Там женщина, товарищ сержант…
В окружении «дедов» я поспешил к входу в казарму, где узрел подвыпившую девицу с перезрелыми формами, ярко намалеванными губами и копной обесцвеченных перекисью волос. Девица, обутая в растрескавшиеся пластмассовые туфельки, переминалась с ноги на ногу и курила сигарету «Кент», небрежно стряхивая пепел на только что вымытый дневальным пол.
– О, – произнесла она, с нетрезвым интересом глядя на нас. – Ка-акие мальчики!.. Свежачок!
– Что вы тут делаете? – задал я резонный вопрос.
– Ехала в Волгодонск, потом вижу… где-то я, вроде, не там… – словно бы удивляясь сама себе, ответила девица. Затем, подумав, спросила. – Переночевать пустите, мальчики?
– Да вы что!.. – начал я, но тут же и осекся, оттесненный от ночной незваной