самолеты, крылья и в турбины, надевали комбинезоны. Я даже стала иногда носить брюки дома – к обоюдному ужасу мамы и бабушки. Но здесь, в Париже, женщине запрещалось носить брюки, не получив разрешения от полиции! Насколько я понимала, для женщины считалось приемлемым надевать брюки, если она ехала на велосипеде или скакала на лошади, но она не могла просто ходить в них по улице или отправиться в магазин.
Ожидая, пока замедлится поток машин и я смогу пересечь улицу, я подумала о том, что французы представляют собой странную смесь формальности и bon homie[28], ограниченности и эпатажа, грубости и обаяния. Но я обожала французов со всеми их причудами и полюбила их «город света».
Когда я вошла на первый этаж дома Джулии, мое внимание сразу привлекла дверь в подвал. В большом вестибюле было пусто, если не считать одинокого жандарма, стоявшего на страже у входа на место преступления. Вид у него был скучающий, но решительный, и как только он убедился, что я не собираюсь к нему подходить, он отвернулся.
Я вздрогнула, вспомнив о том, что видела внизу, в подвале, возле мусорных баков, и посмотрела на похожий на клетку лифт, который должен был доставить меня в квартиру Джулии на втором и третьем этажах. Заходя в лифт, я подумала, что стояла в нем прошлой ночью, когда мы с Терезой Лоньон спускались вместе.
Догадывалась ли она, что ее жизнь в опасности? Что она оборвется через несколько мгновений после того, как мы выйдем из лифта?
Конечно, если бы она боялась за свою безопасность, то бы подала знак… Она бы попросила меня подождать с ней или что-нибудь в этом роде. Разве нет?
Я попробовала вспомнить, говорили ли мы о чем-нибудь важном; было поздно, я устала и немного выпила, потому что в квартире Чайлдов вино и виски лились рекой, а коктейль помогал мне меньше стесняться незнакомых людей.
Тереза и я стояли бок о бок в клетке без крыши, лицом вперед. Я произнесла что-то вроде:
– Я так рада, что мне достаточно перейти улицу – и я дома. На улице так холодно и темно.
Она ответила:
– Вам повезло. Так удобно, что вы живете прямо здесь. А мне понадобится такси.
По крайней мере, мне показалось, что именно это она сказала. Мне стало стыдно, что я не обратила внимания на слова женщины, которые стали для нее последними.
Хотя какая разница, как бедной женщине предстояло добираться домой. Однако я предположила, что наш короткий разговор означал, что она пришла на вечеринку одна или, по крайней мере, она не рассчитывала, что кто-нибудь из друзей Дор отвезет ее домой.
Интересно, важная ли это информация? Когда лифт остановился, я задумчиво прищурилась, пытаясь вспомнить, замечала ли я вообще Терезу Лоньон до того, как мы вместе вошли в лифт.
Когда двери открылись, она отступила назад, а я вышла первой; почему-то этот момент я запомнила. Но когда я начала отходить от лифта, она поспешила меня догнать. Она подошла ко мне вплотную, оглянулась…
Тогда я не придала этому значения, но теперь задумалась: а не хотела ли она что-нибудь мне сказать, не пыталась