да выпадал какой-нибудь снег зимой, тут же таявший и пропитывающий землю. Инга копила деньги, и все её сбережения находились в этой самой коробке. Конечно, это было совсем немного, да и где же взять больше? Собирала долго, теперь уж не вспомнить, сколько лет. Сначала по копейкам, обменивая на рубли, где только выпадала возможность – не копейками же расплачиваться. А вот в конце мая девяносто пятого грянули изменения, да какие! В обороте появилась денежная купюра достоинством сто тысяч рублей, ну, соответственно и пятьдесят тысяч тоже. Кому нужны её рубли – копейки? Цены в процессе даже их произношения не укладывались в голове. Молоко стало стоить чуть ли не две с половиной тысячи, хлеб – полторы, яйца больше трёх тысяч за десяток. Хорошо хоть хлеб пекли сами, яйца с молоком – тоже были свои. А вот цена сливочного масла приближалась к двадцати тысячам. Работал один отец, много ли он мог получить в плавно разваливающемся колхозе. Продуктами, правда, иногда платили. Тенгиз после ранения ни на какой тяжёлый труд (за который платили неплохо) способен не был, это с его-то силой! Она ещё школьница. Ни о каких вещах, тряпках и речи быть не могло. Шили, перешивали, вязали, перевязывали. Пришлось копить заново, со всей злостью зашвырнув никому не нужные копейки. Потом, успокоившись, а скорее всего смирившись (что от неё зависело-то), Инга часто доставала коробку, пересчитывала своё накопление, недовольно морщилась – мало, после чего паковала всё в обратном порядке. Пририсовали нули, вот и вся замена, да цены взлетели. Так-то все чуть ли не поголовно (ну, кто в городе работает) – миллионеры. А толку что? И вот, наконец-то. Главное хватало на билет, на билет хоть куда (ну, в разумных пределах), хватало. Ашот сказал, что доедет.
– Инга!!! – кричала мать, не понижая голоса, набирая обороты.
– Иду, – недовольно отозвалась она и, опираясь на камни, насколько возможно быстро, тяжело поднялась с насиженного места и заспешила в основной двор.
У Инги был полиомиелит. Разумеется, родилась она здоровым ребёнком. Улыбчивая девчушка, просто красотка. Все соседи восторгались – ахали. Братья носились с ней словно с куклой, никогда, как другие, не говорили, что она – девчонка и на что она им сдалась, что, мол, с ней возиться. Останавливающиеся в летний период отдыхающие частенько угощали Ингу шоколадными конфетами или даже целыми шоколадками. Она хлопала длинными чёрными загнутыми, словно подкрученными, ресницами, благодарила и на крепеньких прыгучих ножках неслась по двору делиться с Дато и Тенгизом. Да и имя у неё было редкое для их мест. Отец назвал. А кто знает, почему так? Братьев-то нарёк своими, грузинскими именами. А здесь – нате вам – Инга. То ли скандинавское, то ли германское имя. Отец говорил, что это имя богини и переводится, как Госпожа. Она действительно должна была со своей красотой стать Госпожой. Должна…Ламара вроде сопротивлялась, просила назвать хотя бы девочку (хоть одного-то ребёнка) абхазским именем, Как красиво было бы Замира или Эсма, да мало ли красивых имён в таком красивом крае, где всегда солнечно, всегда обдаёт ароматом морского