её, здоровался, удивлялся, усаживался. Как-то один за другим подошли все, кто работал с ней раньше в райотделе. Те просто восторженно вскрикивали: «А ты теперь здесь?» Лариска улыбалась и кивала. Всё и ничего себе потекло. Во всяком случае, многие обрадовались её появлению. Постепенно кабинет заполнялся. Зайцев, окинув всех внушительным взглядом, констатировал: «Волгина и Кочанов…» И тут, словно в ответ на его слова, дверь распахнулась и в неё буквально одновременно, пытаясь поместиться в один не очень-то и широкий проём, ввалились те самые Волгина с Кочановым, после чего моментально пристроились на оставшихся двух свободных стульях, влетев, что называется «в мыле». Лариска, само собой пялилась на Волгину, так как Кочанов на данном этапе её интересовал мало. Ольга была небольшого роста – меньше ста шестидесяти сантиметров, с кудрявыми тёмными волосами – какой-то удлинённой стрижкой, носом с горбинкой и почему-то светлыми, несмотря на цвет волос, большими бирюзовыми глазами. Одета просто, да собственно, в те времена все одевались просто, – в чёрную расклешённую юбку (вроде бы клиньями, автоматически, сама не зная зачем, видимо, как истинная швея, не оставляющая любимой швейной машинки с двенадцати лет, отметила Лариска) и блузку со спущенными плечами даже не сиреневого, а какого-то ягодного цвета. Именно так потом стало модно именовать такой цвет. Босоножки тоже были незамысловатые. «Хорошо, что всё так обыкновенно», – решила Лариска всегда старавшаяся быть модной и, как говорится, «не хуже «ихних».
– Ну, я так понимаю, можно начинать, все собрались, ничего не меняется, хорошо хоть Козлова ждать не нужно, в отпуске всё же, – констатировал Зайцев.
В ответ на это Кочанов попытался уже было что-то декламировать и даже взмахнул рукой. Но Зайцев, не давая разгуляться его бурной фантазии на тему «Почему всё-таки на этот раз», прервал все попытки и сказал, что в каком-то райотделе, где он то ли был в командировке, то ли работал (это Лариска как-то за рассматриванием Волгиной просекла не очень), назвав при этом фамилию такого вот «Кочанова», вечно «задерживающийся» каждый раз изобретал небывалые истории с аварией автобуса и спущенным колесом машины соседа, который его якобы подвозил. Даже пуговицы на рубашке отрывал, имитируя не то падение, не то нападение, а возможно, даже дорожно-транспортное происшествие. Волгина объясняться не пыталась, сидела молча, повесив сумку на спинку стула, сложив руки на коленях.
– Всё, хватит, – подытожил Зайцев, чуть ли не хлопнув рукой по столу, чего за ним в принципе раньше не водилось. «Но ведь здесь и ранг повыше будет», – подумала Лариска.
Из первого акта всей, судя по всему, традиционной, если не ежедневной, пьесы, Лариска сделала вывод, что Кочанов, Волгина и отсутствующий по уважительной причине заслуженно отдыхающий Козлов, составляют могучую кучку опаздывающих практически каждый день. А так оно и было. За редким исключением – всегда. Просто в то время она этого ещё не знала. Сколько раз она потом наблюдала бег всей троицы (уже с Козловым), когда