питание, Аристов. Оладьи я тоже не ем.
– Понял, отвалил. – Наливает себе кофе, садится рядом.
Завтракаем в гнетущей тишине.
Не притрагиваюсь к оладьям. Не потому, что правильное питание, нет. Просто боюсь, что знакомый вкус развернётся колючими флэшбэками на языке.
Это просто тесто, обжаренное на масле, – убеждаю себя.
Но, нет. Я знаю, что это рецепт его мамы. Я знаю, что когда он их готовит, он вкладывает в них душу. Он готовит их с мыслями о своём прошлом. Без конца прокручивает в своей голове детство и думает, мог ли что-нибудь изменить в тот день, или задолго до него. Я всё это знаю, потому что когда-то эта часть его жизни была нашей общей, и мы вместе с этим справлялись.
Меня выворачивает наизнанку от болезненности ощущений, которые горьким травяным привкусом разливаются во рту.
Вот эти завтраки – это всё уже было с нами, только в несколько ином антураже. Тогда у нас за душой не было ни гроша, и совместное будущее казалось одним сплошным приключением и авантюрой. Мы смело смотрели вперёд, а потом…
– А потом – суп с котом. – Заканчиваю мысль вслух.
– Хочешь супа? – Рассеянно смотрит на меня Саша. Взгляд потерянный. Он тоже где-то далеко в своих мыслях.
– Нет. Это я так… Ну, мы больше не в опасности?
– Я не уверен в этом на сто процентов.
– Меня такой ответ не устраивает. У меня тут как бы дети и жизнь, которую я не могу поставить на паузу по твоей указке.
– Я этого не прошу. Я сам всё улажу.
Хлопает дверь. Слышу, как шлёпают по полу две пары босых лапок.
Саша заметно напрягается, вытягивается по струнке и расправляет плечи.
– Аристов, это дети, а не медведи. Не нужно казаться больше, они тебя не съедят. Хотя…
Тёма заходит первый. Трёт глазки.
– Исики попали. – Жалуется.
– Реснички попали? Давай вытащу.
– Мама, а это то? – Тянет Сёма, играя выразительно бровками. – Это папа?
Переглядываемся с Аристовым.
Зависаю на пару секунд. Сглатываю ком в горле.
Мне очень хочется, чтобы у них был папа. Они этого заслуживают. Но я не могу дать им надежду, чтобы тут же её отобрать. И хотя они имеют право знать правду, это не гуманно.
– Это просто… Это…
Голос ломается.
Делаю судорожный, рваный вдох.
Я не плачу. Я никогда не плачу, и сейчас не позволю себе этого.
– Дядя Саша. Я друг вашей мамы, мы вместе работали над одним проектом. – Подмигивает мне. – Любите оладьи?
– Да! – Кричат хором пацаны и облепляют Аристова. – Дядя Саса!
Сёмыч залазит к нему на колени и всматривается подозрительно в лицо. Тёмка треплет за рубашку. Рассказывают наперебой важные новости.
Они очень социальные, мои обезьянки. И много интереса проявляют к мужчинам: на улице, в магазинах. Видимо, сказывается недостаток отца рядом.
Саша усаживает Тёму на второе колено. Слушает с интересом, хотя наверняка не всё понимает из их картаво-шепелявой речи.
Они поразительно похожи. Моего в мальчиках как будто вообще ничего