к предстоящей свадьбе: всё расписала до мельчайших подробностей – какие туфельки наденет Лиззи, в каком платье предстанет у алтаря, сколько рюш и оборок обойдётся для свадебного наряда, какая причёска, какие украшения будут на дочери. Закупались целыми тюками атласные, шёлковые ленты, плелись тонкие белоснежные кружева, в ювелирной лавке забирались заказы и прочее в таком духе.
Елизавета же, вопреки матери, мечтами и помыслами оставалась далека от предсвадебной суеты. Её не волновали ни наряды, ни драгоценности, кои почти ежедневно прикладывала к ней Мария Николаевна. Как только сошёл снег и земля впитала благодатную влагу, Лиззи велела запрячь любимую лошадь и по часу-два скакала на ней по поместью, лишь бы идти наперекор матери. Возвращалась она в дом несколько растрёпанная, с капельками пота на челе. Мария Николаевна устало всплескивала руками, качала головой, поговаривала с укором:
– Милая моя, вы уже давно не дитя, но невеста. Оставьте детские забавы и подумайте о вашем будущем положении.
– А вы, маменька, спрашивали меня, когда нашли мне суженного? – язвительно отвечала та, теперь только почувствовав свободу и не боясь матери.
– Глупышка, да разве не счастье ли пойти под венец и породниться со столь величественным родом как Вишевские? И поместья их обширные, богатые – не чета нашему захолустью. ДО отмены крепостного права у них имелось более тысячи крестьянских душ. И все те богатства достанутся потом вашим детям.
Елизавета надувала губы, но спорить не спорила, ибо не находила противоречий в словах матери. А тут ещё из Москвы приехал старший брат и как попечитель сестры взял бразды правления в свои руки, тем самым усмирив гордый, строптивый нрав Лиззи. Свадьбы, что запланирована была на начало мая, приближалась ускоренными шагами. Накануне венчания Елизавета плакала в одиночестве, сейчас она ненавидела мать, брата, даже почившего отца, в сердцах жаловалась самой себе, что так скоро придётся распрощаться с привычным укладом жизни, оставить навсегда детские забавы, покинуть родной, до боли любимый дом и уйти жить под крышу чужого гнезда, бок о бок с малознакомым человеком. Так горевала она полночи, а пробудившись ранним утром и по-новому взглянув на слепящий из окна свет, воспрянула духом, позабыв о пролитых слёзах.
Венчание проходило в одном из старейших соборов Санкт-Петербурга. Приход был полон гостей – всех нарядных, красивых, но чтобы ни происходило, взоры всех были устремлены на молодых, стоящих у алтаря с сияющими венцами над головами. Елизавета и сама сияла точно солнце: с белоснежном пышном подвенечном платье, в фате с длинным по земле шлейфом, вышитом по краям золотыми лепестками, с опущенными томными очами она казалась ещё краше, чем прежде, а Михаил, гордый и счастливый, не мог оторвать от неё взора.
После венчания новобрачные отправились в усадьбу Вишевских: там уже