о немыслимых богатствах, коими ныне обладала сполна, взяла мужа за руки, сказала:
– Могу ли я выбрать для нас опочивальню?
– Конечно, Елизавета Андреевна. С этих пор дам наш и вы в ней полноправная хозяйка: любое ваше слово ли, пожелание ли – закон.
– Ежели так, то мне хочется иметь самую красивую комнату в этом поместье, и чтобы там стояла широкая кровать с балдахином, чтобы было много места для нарядов и – главное – живописный вид из окон.
– Такая, или похожая комната уже имеется: она расположена на третьем этаже западного крыла. Если желаете, мы можем вместе подняться туда и посмотреть.
– Ах, давайте же скорее, Михаил Григорьевич! Мне не терпится всё посмотреть.
Вишевского забавляла весёлая, торопливая несдержанность жены, но иного он и не желал, тем более, что Елизавета была слишком красива и юна, чтобы строить из себя чопорную, степенную даму, которыми заполнены все удушливые салоны Санкт-Петербурга и Москвы.
Новобрачные, держа друг друга под локти, поднялись по широкой мраморной лестнице на верхний этаж, прошли длинную цепь коридора, петляющего то вправо, то влево и всюду они замечали портреты в позолоченных рамах ушедших в иной мир предков.
– В раннем детстве, лет мне было четыре-пять, я искренне ненавидел этот дом и потому каждая поездка в гости к деду казалась для меня томительной пыткой, – рассказывал Михаил, бредя по третьему этажу.
– Но почему? – удивлённо спросила Елизавета. – Это же такой прекрасный дом.
– Это сейчас, а тогда мне казалось, будто за каждым поворотом, за дверью таится что-то страшное-опасное: призрак ли, нечистый дух. Я боялся оставаться один на один в этих коридорах, может, оттого, что я несколько труслив по своей натуре, но лишь спустя много лет после смерти деда осознал, как дорог для меня здесь каждый угол, каждый клочок земли: всякая вещь таит в себе незабвенную память предков, историю их судеб и великих свершений, ибо все они – благородные, значимые, верой и правдой служили родной земле. нашей России-Матушки, вот почему я стараюсь изо всех сил, дабы не посрамить наш род.
Вскоре, после последнего поворота они подошли к своей цели: то была двухстворчатая белая дверь с резьбой, Михаил Григорьевич осторожно приоткрыл её, заглянул внутрь, словно опасаясь чего-то, но рядом с ним находилась Елизавета Андреевна: от неё одной исходила невидимая сила воли и то, как ждала она решительного шага, помогло побороть ему первичный детский страх, что многие годы скрывался где-то в тайниках души, но лишь теперь вырвался на волю. Вишевские вдвоём шагнули в комнату – ту самую роскошную опочивальню, о которой грезила молодая жена. Комната была поделена на две части: в более тёмном углу, между колоннами, стояла под сероватым альковом широкая кровать с резным изголовьем, у окна располагался стол, на противоположной стороне от кровати находился камин, выполненный в стиле ампир. Сами стены были выкрашены