люблю тебя, отец. Я тоже, тоже люблю тебя, дорогая. Больше жизни, больше всего на свете. Ты для меня – все.
Совершенно разбитым Лаомедонт вернулся во дворец, сразу заперся в кабинете – лишь бы никого не видеть, ничего не слышать. Царь с тревогой наблюдал, как наступало утро – небо становилось все светлее, запели беззаботные птицы, еще несколько часов покоя, а затем, затем… Страшно подумать, что последует затем. Лаомедонт представил себе несчастную Гесиону, его девочку, ведомую на закланье… Нет, ни за что. Пусть все гибнет. Пусть чудовище сожрет весь город – какое мне до этого дело? Но отдать дочь – это уже слишком. Нет, нет и еще раз нет. Эта бессонная ночь оказалась для царя слишком тяжелой – серое оплывшее лицо с ввалившимися глазами, полностью поседевшая голова, резко проступившие морщины, дрожащие руки, беспомощно сжимающие погнутую диадему, и взгляд, беспокойный, бегающий взгляд маленьких серых глаз – таким нашла Гесиона своего отца наступившим утром.
– Что еще случилось, отец? – она чмокнула его в щеку, внимательно посмотрела ему прямо в глаза – Лаомедонт опустил их, стараясь избежать пытливого взгляда дочери –Да ты весь седой. – воскликнула она и, помедлив, осторожно спросила – Мы идем в храм?
– Мне не здоровиться что-то. Не ходи никуда. Побудь со мною.
Нельзя, чтобы она покидала дворец. Она в опасности. Серьезной опасности. Только не напугать ее. Только не напугать. Гесиона присела на краешек кровати, мило улыбнулась отцу.
– Хорошо, папочка. Как хочешь. Я останусь с тобой.
***
Тем временем город просыпался в большой тревоге. Ранним утром троянцы, затаив дыхание, наблюдали, как еще одно судно пыталось подойти к их речному порту. Тяжелогруженый корабль шел медленно, глубоко зарываясь носом в зеленоватую воду; матросы суетились на палубе, готовя крюки и канаты – как вдруг мощный удар сотряс судно, раздался жуткий треск – в реку посыпались стеллажи с пузатыми остроконечными пифонами, ящики и тюки. Судно резко накренилось на левый борт, зачерпнув воды, качнулось вправо, пытаясь занять исходное положение, однако страшная лапа задержала его. Корабль так и остался повернутым набок, чудовище высунулось из воды и, одной лапой придерживая левый борт, другою начала снимать зацепившихся за снасти людей. Жалкая кучка очевидцев из числа самых отчаянных троянцев, что рискнули этим утром оказаться в речном порту, ахнули – они ясно различали повисших на правом борту людей.
Молодой парень в белом хитоне изо всех сил пытался подтянуться, чтобы перелезть за борт, рядом за обрывок снасти уцепился другой, совсем еще мальчик, и теперь раскачивался, стараясь увернуться от зубастой широкой пасти, грузный старик с жалобным криком сорвался вниз – он тут же был подхвачен когтистой лапой. Чудовище дотянулось до ладного парня с косынкой вокруг головы – в следующее мгновенье он исчез в разинутой пасти. Так торопливо чудище опускало каждого себе в рот, жадно пережевывая добычу, затем снимала следующего – моряки в ужасе пытались забиться в какую-нибудь