в край стола и кивнула, зная, что к ней прикованы взгляды всех посетителей. Она понимала, что дает им возможность увидеть свои чувства, свое горе. Но не могла остановиться.
Мадам Доротея заговорила глубоким голосом, на этот раз не грубым и не хриплым. К тому же она говорила по-английски, совершенно без акцента.
– Лейли, – произнесла она, и Корделия замерла. Это был он. Это не мог быть никто другой; кому еще в этом городе могло быть известно имя, которым ее звали в семье? – Мне так жаль, Лейли.
– Отец, – прошептала она. Взглянув на Мэтью, она поняла, что он ошеломлен происходящим.
– Мне многое нужно тебе сказать, – продолжал Элиас. – Но прежде всего я должен тебя предупредить. Они не будут ждать. И самое опасное оружие лежит рядом.
Посетители заговорили вполголоса: те, кто знал английский язык, переводили друзьям слова духа.
– Я не понимаю, – с трудом выговорила Корделия. – Кто не будет ждать?
– Грядет время печали, – говорил Элиас. – Но не сожалений. Наступит тишина. Но не мир.
– Отец…
– Они пробуждаются, – прошептал Элиас. – Я не могу тебе больше ничего сказать, но я обязан предупредить тебя. Они пробуждаются. Это невозможно остановить.
– Но я не понимаю, – повторила Корделия. Зеленые глаза смотрели на нее с ладоней Доротеи; их взгляд был пустым, как у статуи, они не выражали ничего – ни сострадания, ни сочувствия. – Кто пробуждается?
– Не мы, – сказал Элиас. – Мы уже мертвы. Нам повезло.
И мадам Доротея без чувств рухнула на пол.
4. Небесный дух
О, да! Пока я пил во сне, И плоть моя пила. Но я ее не замечал, Так легок стал я вдруг, Как будто умер я во сне, И был небесный дух[15].
Малкольм едва мог усидеть за столом десять минут, необходимых для того, чтобы поужинать. Еще раньше он нетерпеливо поморщился, когда через несколько часов после их разговора Люси напомнила ему, что им нужно поесть. Она подозревала, что чародею уже много лет не приходилось принимать гостей. Возможно, он редко давал себе труд накрывать на стол и есть полноценный обед или ужин. Может быть, Малкольм просто создавал себе какую-нибудь пищу в тот момент, когда ощущал голод, вне зависимости от места, где находился.
Чародей недовольно ворчал, но, в конце концов, на столе появились тарелки с едой. Он объяснил, что это простые, традиционные блюда корнуоллских рыбаков: сардины, небольшие рыбки, поджаренные в очаге над огнем, краюхи хлеба с коркой, о которую можно было сломать зубы, круглый мягкий сыр, кувшин сидра. Люси набросилась на еду, как будто не ела неделю – и вдруг поняла, что так оно и было на самом деле.
Джесс настороженно рассматривал сардин, а сардины, в свою очередь, рассматривали его белыми безжизненными глазами, но через какое-то время он смирился с положением вещей и съел несколько штук. Люси с интересом наблюдала за тем, как ест Джесс, и почти забыла