выбрал себе достойный жалости объект в надежде вернуть искомые чувства. Ты, желая видеть себя прекрасным лебедем, надеялся из свинушки вырастить белый гриб. Но свинушка вырастет только свинушкой. Она такой родилась. И ты ненавидишь её за это. Ненавидишь себя за это – ненавидишь и жалеешь. Ты из каждого пытаешься вырастить белый гриб, вместо того чтобы увидеть, что хорошего есть в свинушке. В каждом человеке есть что-то своё, уникальное, важное, ценное… а может, и бесценное. Но если прилепить перед своим носом красивую картинку, слепо и варварски копаться в человеке, выбрасывая всё, что на ней не нарисовано, ты уничтожишь и лишишь себя всего, что в нём было… Ценного и бесценного, уникального и важного… Естественно, не найдя того, что ты искал – просто потому что его там не было… Понимаешь, почему ты рыдал, когда узнал, что умер Брежнев? Это был звездный миг твоей болезни. Вся огромная страна одновременно сопереживала и жалела его. Невероятная энергия. Момент максимальной драмы. Катарсис. Возможно, ты даже неосознанно ему завидовал. Скорее всего, не только ты. Понимаешь, почему плакала учительница, слушая твоё стихотворение? Ты выбрал сам то, что тебе ближе. Не героизм, не радость победы. Ты выбрал боль и драму. Ты переложил на себя тот холод и ужас, пережил это, рассказывая стихотворение, и получил заслуженные слёзы и заслуженную жалость… к себе. Но заставить плакать гораздо легче, чем радовать. Причинить боль проще, чем её потом унять… Ладно, мне пора за работу, – Звонарь медленно поднялся со скамейки, отряхнулся от налипшей соломы и побрёл к лестнице, ведущей в дыру в потолке. Но остановился и, обернувшись, посмотрел на страдающее лицо Владимира. – Больно тебе от моего колокола?
– Больно… невыносимо больно, – с трудом прошептал он пересохшими губами.
– Колокольный звон в своей силе, мощи и красоте лечит душу и тело. Сможешь принять его с радостью и любовью в сердце – тогда и тебя коснётся частичка Божьей любви… Поспи пока.
Часть вторая
Глава первая
Владимир проснулся. Снова в больничной палате. А может и нет. Ощущение понимания реальности исчезло. Где и когда эта реальность? Умер? Или сошёл с ума? Или на самом деле – в обычной психиатрической клинике на экспертизе? Или… Твою ж мать! Ответов нет. В голове только каша и тяжёлый колокольный звон. Кто ты, Звонарь?!
А амбалы уже заходят и бесцеремонно грузят обмякшее тело в коляску. Снова везут в кабинет Авдеева. Тот беззвучно шевелит губами. Переводит растерянно-озадаченный взгляд на Молчуна и оба, наверное, что-то говорят Володе. Он их не слышит – не хочет и не слышит. Облокотившись локтями на колени, он просто закрыл уши ладонями. Закрыл глаза. Сознание взбунтовалось, отказываясь понимать, ощущать, отделять одну реальность от другой. Амбалы выгрузили обмякшее тело обратно в кровать. Снова в больничной палате. А может, и нет.
Запах свежескошенной травы. Что-то колет сквозь одежду. Чья-то рука трясёт за плечо. Вова открыл глаза и сразу их прищурил,