Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке
за гранты и шумихой вокруг престижных публикаций с одной стороны и открытой, бесстрастной, скептической оценкой науки с другой – будут становиться все очевиднее в последующих главах.
А пока отметьте, что именно заставило престарелого мужа из рассказа Докинза изменить свое мнение – “неотразимо убедительные свидетельства”. Едва ли имеет смысл пытаться скорректировать или уточнить наши научные теории в соответствии с новыми данными, если сами данные неубедительны, а еще хуже – если они вообще неверны. Это возвращает нас к идее, которую мы обсуждали в предисловии: чтобы результаты заслуживали нашего доверия, они должны быть воспроизводимы. Вот как это сформулировал философ науки сэр Карл Поппер[50]:
Только тогда, когда некоторые события повторяются в соответствии с некоторыми правилами и регулярностями (как в случае воспроизводимых экспериментов), наши наблюдения в принципе могут быть проверены каждым человеком. Даже наши собственные наблюдения мы не принимаем всерьез и не приписываем им статус научных наблюдений до тех пор, пока не повторим и тем самым не проверим их. Только в результате подобных повторений мы можем убедить себя в том, что имеем дело не с простым “совпадением”…[51]
Эта идея не то чтобы революционна – или была нова для Поппера, написавшего эти слова в 1950-х годах. Вернувшись в XVII век, когда журнал Philosophical Transactions только зародился, мы обнаружим, что сооснователь Королевского общества, химик Роберт Бойль, делал все возможное и невозможное, чтобы убедиться в воспроизводимости своих результатов. Он многократно демонстрировал эксперименты по установлению различных свойств воздуха и вакуума с использованием своего знаменитого воздушного насоса перед толпами зевак, а после заставлял их подписывать свидетельские показания о том, что они действительно наблюдали демонстрировавшийся процесс[52]. Он следил, чтобы его труды были написаны достаточно обстоятельно, дабы “человек, коему я их адресовал, сумел без ошибок и особых помех повторить столь необычные эксперименты”[53]. И хотя соорудить сложный аппарат было весьма непросто, он призывал других натурфилософов повторить его эксперименты с воздушным насосом в других частях Англии и Европы и оказывал им в том содействие[54].
Таким образом, воспроизведение экспериментов долгое время было ключевым ингредиентом рецепта, по которому должна была работать наука (и кстати, это еще один ее социальный аспект: результаты воспринимаются всерьез только после того, как окажутся подтверждены несколькими исследователями). Но с тех пор, где-то между Бойлем и современным академическим сообществом, громадное число ученых позабыли о важности повторений. В столкновении наших мертоновских идеалов с реалиями научной публикационной системы – не говоря уже о реалиях человеческой природы – идеалы оказались более хрупкими, оставив нас с научной литературой, полной ненадежных, недостоверных и невоспроизводимых результатов,