припозднившийся вагон
казался городу врагом,
когда с кошачьим интересом
разгуливал по мокрым рельсам:
он – пустоватый ветеран –
ветрами окна вытирал,
сопел, выплёвывал двуглазых
по нескольку десятков – разом.
На всё с опаской чёрный город
смотрел, насторожив перрон:
на то, как пассажирский рот
кричал: пропащий! где ты? скоро ль?
когда посадка? и куда ж
поедем в этот раз, мерзавцы? –
многоколёсный экипаж
им не хотел добром казаться.
Он стрелами безумный гуд
пускал, шутник, в кого ни попадя,
он обволакивал всех в копоти,
без разницы, как обзовут,
как наговняют в нужнике,
что выкинут от злости в тамбур, –
отплясывал на рельсах танго
вагон весёлый, налегке.
Я ждал его, весь не в себе,
мне мнилось, что неподалёку,
да-да, в каком-нибудь селе
он в омут, словно снайпер, с лёту
мог угодить, что не спасут
его мерзавцы-пассажиры,
что зря мы без него тут живы,
что недалёк и Страшный суд.
Там, на суде, конечно, спросит,
причёсывая градом проседь,
у всех и сразу Мировой:
– что скажете? – и грустный вой
подымется в стране снежинок:
– помилуйте! мы – пассажиры!
мы не дождались гордеца! –
и Бог смахнёт слезу с лица.
Вагон же где-нибудь вдали,
да не в селе, да не скандально,
полюбит любоваться далью
(а мы – бедняги – не могли):
без опасенья на трубу
ночь намотает, мглой уколот,
и въедет наконец-то в город,
и я к приезду подгребу.
«Вечер добрый! – едва ль…»
Вечер добрый! – едва ль
так назвать себя может
этих сумерек бред
в давке злых фонарей, –
а ещё ведь ветра
пробирают до кожи:
«уноси свои ноги скорей!»
Я-то, братья ветра,
подобру-поздорову,
скоро скроюсь, вот-вот,
в самый тёплый подъезд, –
ну а вы – как же вам
снова плыть на дорогу
в этот вечер? – как не надоест?
«Мы на койках больничных лежали…»
Мы на койках больничных лежали,
ты сказала: «Скорее, проснись!
ведь не зря же лететь собрались
в небо-небо стрижами-стрижами!»
И поднял затупившийся клювик
я, уставившись оком в окно,
говоря: «Разве небо нас любит?
разве сможет?..»
«Уже всё равно! –
только б ты здесь не числился лишним,
недоноском упадочным, лишь бы
на бесславную битву не шёл, –
ну же, в небо, стрижонком-стрижом!»
«Как хорошо у Господа в саду!..»
Как хорошо у Господа в саду!
как отдыхал я там! – но то и дело
шёл по пятам неуловимый демон,
и