Ригу, – отмечал Кузнецов. – Но поскольку известно было мнение Сталина, я не решался отдать приказ без разрешения сверху».
Кузнецов медлил, но в конце концов согласился поставить вопрос на обсуждение в Высшем военном совете флота в присутствии Андрея Жданова. Жданов – партийный функционер, 45 лет, лицо одутловатое; один из наиболее могущественных сподвижников Сталина. Жданова тогда многие считали возможным преемником в случае смерти Сталина – так высок был в 1941 году его престиж. Он возглавлял партийную организацию Ленинграда, в связи с этим ведал и Прибалтийским округом и более, чем другие члены Политбюро, был причастен к военно-морским делам.
В Кремле обязанности распределялись весьма странно. Нарком иностранных дел Молотов одновременно в качестве заместителя председателя Совета Народных Комиссаров отвечал за Наркомат военно-морского флота. Но именно Жданов, руководитель Ленинграда и активный претендент на место Сталина, будучи одновременно секретарем ЦК, осуществлял политическое (и фактическое) руководство флотом.
За полчаса до заседания Высшего военного совета флота, состоявшегося в конце апреля или в начале мая, Жданов появился в кабинете Кузнецова.
«Что вы хотите переводить из Либавы и почему? – спросил он.
Факты и цифры были у Кузнецова наготове. Он сообщил Жданову, что в Либаве советские военные корабли «как сельди в бочке», а около Риги есть прекрасная база и оттуда удобно двигаться в любом направлении.
Но Жданов это мнение не поддержал, буркнув: «Посмотрим, что другие скажут». На Военном совете никто не возражал, но Жданов настаивал, чтобы решение принял Сталин.
Кузнецов обратился к Сталину – ответа не было. Сохраняя копию своего донесения, он решил, как только представится случай, лично переговорить с вождем. В середине мая удалось добиться его согласия, и Кузнецов немедленно позвонил Трибуцу: «Действуйте! Согласие получено!»
Адмирала Трибуца беспокоила судьба двух линейных кораблей в Таллине. Порт был открыт для нападения с севера и пока – ни заграждений, ни сети для защиты кораблей от торпед. Он попросил разрешения перевести корабли в Кронштадт и в канун войны добился его. К вечеру 21 июня «Марат» благополучно вернулся в Кронштадт, но крейсер «Октябрьская революция» еще стоял на Таллинском рейде и был выведен оттуда лишь в начале июля.
На таллинском побережье ночь 21–22 июня была прохладной. Отправив уведомления о боевой тревоге, адмирал Пантелеев вышел из здания морского штаба. С моря дул сырой ветер. Аромат нескошенных трав доносился с ближних полей. Бледный сумрак, хотя время уже за полночь, – совсем как в Ленинграде.
Уже вышел в море траулер «Крамболь», чтобы усилить патрулирование вокруг Таллина.
Начальник тыла генерал-майор Москаленко просил у Москвы разрешения направить в Усть-Двинск груженный мазутом танкер «Железнодорожник», находившийся на пути в Либаву, а танкер № 11 – из Кронштадта в Таллин. В обоих пунктах нехватка топлива, оно им очень понадобится