прохожих не замечали его, и, уж конечно, никто не придавал ему значения.
Блуждая по этим техно-лабиринтам улиц, сопровождаемый пучками проводов, несущих самые различные сигналы, переплетающиеся внутри металлических трансформаторов, похожих на подвешенные на столбах ведра, Кай возвращался мыслями к поискам Бишопа.
Бишоп, безусловно, был псевдоним, но истинного его имени Кай никогда не знал. Скорее всего и никто из ныне живущих его никогда не знал. Кай, вообще, имел мало представления о характере, привычках и мыслях этого человека – Епископ был предельно скрытен, даже среди своих близких людей – отчего еще сложнее становились его поиски. Невозможно было предугадать, где он мог бы оказаться или что заставило бы его проявить себя.
Единственная идея, которая посещала на этот счет Кая – это объявить о своем присутствии на всю сеть, на все цифровое пространство. Но эту «блестящую» мысль Кай все время гнал прочь, решив использовать ее только в самый последний момент, когда окажется в абсолютной безысходности. Объяви он о своем присутствии, и вся планета вздрогнет и обратит на него свой взор, Вавилон просто закипит вокруг! Сколько служб начнут его поиски, сколько самых разнообразных личностей устремиться в его сторону. Конечно, основная масса жителей этого мира с ним не знакома и слабо представляет себе кто он такой, но в любом уголке света найдется персона, которой хотя бы отчасти что-то известно о его сущности, и у каждого из них свои мысли на его счет…
Вывеской бару служила подсвеченная надпись: «Схрон» написанная по трафарету прямо на стене рядом со входом в заведение. Под названием, также по трафарету, баллончиком был нарисован символ из пяти темно-красных прямоугольников, выстроенных в башню с небольшим отступом между друг другом. Прямоугольники были практически одинаковыми, лишь становились едва заметно тоньше к верхушке башни.
Дверь бара, обитая железными листами снаружи, но деревянная и резная изнутри, закрылась за спиной Кая, отсекая вечерний зной улиц и обрывая его раздумья, заставляя сосредоточится на происходящем. Внутри бар не давал забыть, в каком дистрикте он находится, но создавал ощущение убежища, отделенного от наружной суеты.
Здесь было довольно темно, отчего через приоткрытые горизонтальные жалюзи внутрь пробивался широкими полосками свет от уличных огней. Из-за такого освещения силуэты и фигуры казались неверными и неправильными. Заведение было не слишком просторным и длинная стойка бара занимала всю его длину напротив небольших столиков под окнами, уместившихся среди одутловатых, но твердых от своей плотности диванов. Для бара тут было весьма тихо, какая-то музыка играла настолько незаметно, что было слышно, как говорит диктор по телевизору за стойкой. Внутри помещение наполнялось прохладой, на потолке медленно вращались два больших хромированных вентилятора, хотя, конечно же, они имели исключительно декоративную функцию, температура, безусловно, контролировалась