научная конференция по итогам работы с гиббереллинами-веществами, вызывающими усиленный рост растений.
23 января бомбардировщик В-52G разрушился в воздухе под Голдсборо (США). На борту были две термоядерные бомбы, каждая в 260 раз мощнее, сброшенной на Хиросиму. Пять членов экипажа смогли покинуть судно, трое погибли. У одной из бомб раскрылся
парашют, и она упала неповрежденной. Вторая угодила в болото.
Только последний из четырех предохранительных механизмов предотвратил катастрофу. По утверждению руководителя отдела обеспечения эксплуатационной безопасности ядерного оружия Джонса Америка находилась на грани «катастрофы чудовищных масштабов». При детонации бомбы в зоне поражения оказались бы
города Восточного побережья – Вашингтон, Балтимор и Филадельфия. Под угрозой оказались бы миллионы жителей США.
26 января в Баренцевом море при волнении в 6 баллов и температуре -5 по С при невыясненных обстоятельствах погибла подводная лодка С-80. Все 68 членов экипажа погибли.
***
На вокзале Таллина из поезда вышла женщина в черном демисезонном пальто с черным платком на голове. На нее никто не обратил внимание. А ее миссия на Земле уникальна. Родилась в 1916 году по юродивому – в бане – в семье царского подпоручика. Назвали
ее Фрося. В три года услышала от взрослых: «Все умрем!» Забилась
в укромное место и горько плакала. Выплакав саможалостливые слезы, встала и решительно сказала: «Все умирают, а я не умру!» Собрала самодельные игрушки и играла, и радостно плясала.
В роде отца преобладали добрые и благочестивые души. И отец источал доброту и благородство, Фрося тянулась к нему, как к теплому солнышку. Любила сидеть у его ног, одна из восьми детей, подобно Марии и Магдалине у стоп Христа Миннэлика. Отец обладал молитвенной харизмой, подолгу молился, любил читать евангелие. Фрося старалась ему подражать.
Нашло на свято-мощевую землю Руси темное облако краснодраконии. Отца позвали в их партию – не пошел. Зато прислуживал при храме, Фрося крутилась рядом. В 1921 году трижды водили на расстрел. Все восемь детей бежали вслед, навзрыд плакали и кричали: «Дяденьки, он у нас один! Не убивайте!» Поставят его
к дереву, нацелят винтовки, пощелкают затворами, кричат: «Закрой глаза!» Никифор закрывает и смиренно опускает голову. Детский вопль Небеса пронзает. Вдруг командир опускает оружие: «Ладно… ради детей… не расстреляем». Но забрали последние вещи в доме.
Позвали в колхоз – отец не пошел. Отняли дом, а семью на улицу выставили. Пришлось скитаться. Евфросиния вспоминала: «Отец мой Никифор был праведный и гонимый. Мать его не понимала, и взгляды не разделяла: что, мол, в колхоз не вступишь? В нищете семью погубишь, упрямый! Или Бог с тебя не спросит за голодающих детей? Язвила день и ночь.
Утешение находил в евангелии. И меня как любимицу свою,
бывало, позовет. Встану у коленки – обнимет и читает евангелие для детей. Слаще ничего не знала. Обронил