выглядело даже романтичнее, чем если бы он застал их за поцелуем.
Аладдин гневно фыркнул, и двое всегдашников вытянули шеи, но Аладдин, сжимая кулаки, уже спешил к задней лестнице. Он хотел ворваться в кабинет профессора Мэйберри и наябедничать на нарушителей правил; он хотел, чтобы этих высокомерных голубков наказали. Но, поскольку он тоже тайком выбрался из спальни, причем замышлял куда худший проступок, оставалось лишь проглотить обиду и придерживаться изначального плана.
Как она могла выбрать этого напыщенного придурка с мертвыми глазами вместо него? Как можно быть такой предсказуемой? Аладдин резко вдохнул. Кима – такая же, как все в Шазабе. Тоже не ценит ни его, ни его достоинств.
Неважно.
Скоро он вернет себе лампу, и принцесса Кима будет принадлежать ему.
Неважно, как именно он заполучит ее любовь. Важно, что все увидят, что он достоин ее любви. Он станет таким же, как Гефест: желанным и оцененным по достоинству, причем не только в чужих глазах, но и в собственных.
Но сначала надо добраться до кабинета Хамбурга.
Аладдин поспешно сбежал вниз по лестнице, пересек фойе, направляясь к лестнице западного крыла…
И замер.
Мэйберри.
Она шла широким шагом из столовой, одетая в бархатный халат. Из шоколадного пудинга, который она взяла, чтобы перекусить на ночь, торчала ложка.
Она подняла голову и вот-вот должна была увидеть Аладдина…
И вдруг декан замерла, словно обращенная в камень. Ложка, которую она поднесла ко рту, так там и застряла.
Он ждал, пока она двинется, но Мэйберри просто стояла и смотрела куда-то мимо него.
Аладдин протянул руку и коснулся ее лица. Кожа теплая, пульс сильный. Но она не дернулась и не двинулась – ее тело было неподвижным, как статуя.
Аладдин колебался. Он не понимал, что происходит.
Но, как он понял еще тогда, когда наткнулся на лампу в темном переулке, удаче нужно доверять.
Он пробежал мимо нее к лестнице.
Когда он все же обернулся, профессор Мэйберри уже неторопливо шла дальше, отправляя в рот очередную порцию пудинга.
Впрочем, все-таки есть разница между просто удачей и слишком большой удачей.
С того момента, как он прошел в западное крыло, какие-то силы убирали с его пути препятствия, словно его место именно здесь.
В Школе Зла.
Коридоры в спальне были слишком темными, чтобы ориентироваться в них ночью, – просто лабиринт, – но каждый раз, когда Аладдин выходил на перекресток, мимо тут же пробегали крыса или таракан и пищали: «Сюда!», указывая верное направление.
Когда в коридор вышел одноглазый учитель, стена потянулась к Аладдину и оттащила его назад.
Великан-людоед провалился в сон, едва увидев мальчика.
Потом мимо пролетели две летучие мыши, пища «Хамбург, Хамбург, Хамбург». Они привели Аладдина к двери в конце коридора, на которой было вырезано имя декана.
И если уж даже все это не считать достаточным доказательством того, что Зло помогает ему… дверь