полпредстве СССР в Берлине.
Чтобы везде успеть, я поднялся рано утром и отправился прямиком на стадион…
И не прогадал… Там я встретил известную мне Лени Рифеншталь… с которой мы были шапошно знакомы, видясь пару раз на приёмах у Гитлера.
Видимо что-то про меня ей говорила наша общая подруга – Ольга Чехова, так как несмотря на занятость, она уделила мне внимание…
– Вы представляете, Серж, чтобы все это охватить, мы дополнительно задействовали еще 30 кинокамер, – затараторила она с энтузиазмом. Затем она поведала мне, что саму церемонию открытия будут снимать шестьдесят операторов.
Большую проблему представляли собой два звукозаписывающих аппарата, которые из-за нехватки места пришлось прикрепить канатами к парапету трибуны дая почетных гостей.
Канатами были привязаны также оператор и его помощник, они могли стоять лишь с внешней стороны парапета.
Когда мы с ней переходила от одного оператора к другому, чтобы Лени дала им последние инструкции, её вдруг позвали.
Взволнованный сотрудник кричал: – Эсэсовцы пытаются снять оба звукозаписывающих аппарата!
Она в испуге побежала к трибуне для почетных гостей. Я пошёл за ней, так как у меня там было место.
И действительно, там какие то люди уже начали развязывать канаты.
Я увидел выражение отчаяния, написанное на лице оператора. Лени не оставалось ничего иного, как встать перед аппаратом, защищая его своим телом.
Эсэсовцы объяснили ей, что они получили приказ рейхсминистра Геббельса, отвечающего за порядок размещения почетных гостей на трибуне.
В гневе Лени заявила им, что распоряжение ей дал лично фюрер и аппараты должны оставаться на своих местах.
Эсэсовцы неуверенно переглянулись. Тогда Лени им сказала, что останется до тех пор, пока не начнутся Игры… они, в растерянности пожимая плечами, покинули трибуну.
Я же пошёл занимать своё место, опасаясь, что его могут занять.
Прибыли первые почетные гости, в основном иностранные дипломаты. Трибуна и ярусы стали заполняться.
Тут появился Геббельс. Когда он увидел Лени и её аппараты, в его глазах от злости засверкали молнии.
Он закричал: – Вы с ума сошли! Вы разрушаете всю картину церемонии. Убирайтесь немедленно, чтобы вас и ваших камер духу не было!
Дрожа от страха и возмущения, Лени в слезах пролепетала: – Господин министр, я заблаговременно попросила разрешения у фюрера – и получила его. Больше нет другого места, где можно было бы записать его речь при открытии Игр. Это историческая церемония, которая обязательно должна быть в фильме об Олимпиаде.
Геббельса это нисколько не убедило, он продолжал кричать: – Почему вы не поставили камеры на другой стороне стадиона?
Лени пролепетала, что это технически невыполнимо. Слишком велико расстояние.
– Почему вы не построили вышки возле трибуны?, – не унимался министр пропаганды рейха.
– Мне не разрешили, – почти плача ответила Лени.
Казалось,