Папина старая «Лейка», любимица его коллекции. Когда Туне держит ее, то ощущает его пальцы на своих, как это было в детстве. Его голос, объясняющий пятилетней дочери про диафрагму и выдержку. Туне не помнила, чтобы отец хоть раз наводил объектив на нее. Он не хотел, чтобы она позировала. Вместо этого отец стремился научить «видеть» ее саму. По правде говоря, сам он так и не стал профессиональным фотографом и не воплотил ничего серьезного из того, о чем мечтал. В последние годы своей жизни он продавал страховки.
«Какой художник не следует по стопам своего отца», – думала Туне, устанавливая фотоувеличитель на стиральную машину. После этого она тщательно заперла дверь ванной, чтобы снаружи не попал ни малейший лучик света.
В темноте она достала пленку из кассеты, поместила ее в фотопроявочный бачок, налила проявитель и засекла время. Когда таймер сработал, слила проявитель, промыла пленку, после чего добавила фиксажный раствор, еще раз промыла и наконец-то отважилась зажечь свет. «Осторожно вытирай замшей негативы после промывки», – учил ее отец. Туне включила фен для сушки волос, чтобы ускорить процесс.
В ней до сих пор жило то ощущение волшебства, которое она испытала еще в детстве, когда впервые открыла для себя мир негатива. Мир, видимый только ей, но который наверняка был настоящим, где белые вороны взмахивали крыльями на фоне темного фасада. Поди разберись, где здесь свет, а где – тьма, добро и зло, правда и ложь, но все, что она видела вокруг себя, имело свою противоположность.
Туне с лупой осмотрела проявленные негативы, взяла фотобумагу и приготовила ванночки. Время исчезло. Снаружи мог быть уже вечер или даже ночь. Она не ощущала ни голода, ни тревоги – ничего, что могло бы отвлечь ее от следующего снимка.
Вот один из воронов, запечатленный в момент приземления. Вот идеальные диагонали на фоне ветхого фасада, там, где трещина прорезала фундамент. Вот черные крылья рядом с подвальным окошечком. А в самом центре маячит какое-то светлое пятно. Черт, только бы это не оказалось следом от царапины на линзе – иначе вся пленка окажется испорченной. Туне погрузила снимок в ванночку с фиксажем и, вынув, быстро высушила. Зажгла лампу и взялась за лупу.
Одна лишь мысль о ретуши отбивала у нее всякую охоту заниматься этим делом дальше. От резкого запаха химреактивов у нее всегда болела голова. К тому же она хотела приблизить правду, а не исказить ее ретушью.
Под увеличительным стеклом пятно приобрело очертания. Это не был след от царапины или отраженный свет – там действительно что-то было.
Чья-то рука.
Туне вспомнила звуки, которые, как ей показалось, она слышала в доме, ощущение чего-то мерзкого и отталкивающего. Она потерла глаза, шумно сглотнула и вновь склонилась над лупой.
По части резкости «Лейку» трудно превзойти, в этом ее отец был прав.
Рука тянулась из подвального окошка к траве, на которую садился ворон.
Туне переворошила негативы, дрожащей рукой выбрала следующий снимок. Выдержка четырнадцать секунд, диафрагма восемь. Тьма стучала