зверем за жестокость по отношению к заключенным: их безжалостно убивали, а трупы сваливали в кучу. Впрочем, Салазар отвергал некоторые нацистские методы, предпочитая пытки бессонницей или водой.
Перед его глазами открылся целый мир: ему не нужно было путешествовать, не нужно было встречаться с людьми, не нужно было лететь на неустойчивых самолетах или плыть на тихоходных кораблях в далекие края, не нужно было посещать экзотические города с напыщенными названиями вроде Лоренсу-Маркиш или Порту-Амелия (в честь последней португальской королевы), не нужно было бродить по отдаленным колониальным центрам наподобие Макао или Дили. Эти отпечатанные листы рассказывали диктатору о быте каждой улицы, каждой школы, об условиях жизни обитателей колоний и тех, кто, спасаясь от слишком пристального внимания ПИДЕ, бежал в более отдаленные земли, не зная, что и там доносчики, как тень, преследуют их день и ночь. Впрочем, пока не зародились освободительные движения, спецслужбы закрывали глаза на диссидентов, которые влачили жалкое существование на задворках империи. И вот что интересно: когда делегация прибывала из какого-нибудь города Анголы или Мозамбика, из Португальского Тимора или Сан-Томе и Принсипи, Салазар проявлял невероятную осведомленность о местах и людях. Он мог спросить, как поживает сапожник Мануэл, кузнец Луиш, таксист Мариу или преподаватель философии Тереза. В его списке были жители Мадейры и Азорского архипелага. Однажды один адвокат с Мадейры, директор крупной компании, сумел добиться через знакомых аудиенции у Салазара, с которым они вместе учились в Коимбрском университете. Они долго вспоминали юность и товарищей по учебе, живых и мертвых, прославленных или безвестных, а затем адвокат описал ему критическое положение своей компании из-за долгов перед государством. Выслушав, диктатор любезно проводил его до двери – с улыбкой, но в полном молчании. Он вернулся к столу, где лежало досье на его выдающегося соученика, – то есть он заранее прекрасно знал о проблемах однокашника.
Теперь, в полумраке, который окутал его память, пораженную сначала гематомой, а затем кровоизлиянием в мозг, он пытался поговорить с каждым из этих людей, чтобы доказать, что интересы государства важнее каждого совершенного им поступка и каждой нанесенной обиды. Но он не мог – задыхался, потел, хрипел. Таким Салазара увидел Марселу Каэтану, посетивший его 30 сентября в новом звании премьер-министра. Перед Каэтану лежал другой премьер-министр, который «скоро умрет», как он однажды выразился.
Находясь в коме, между жизнью и смертью, Салазар страдал от почечной недостаточности и нарушений метаболизма. Но в больничной палате 68 Салазар был не один. Рядом с ним молилась дона Мария, Вашконселуш Маркеш следил за ним, а доктор Коэлью, который обычно посещал его трижды в день, спасал в случае серьезных кризисов: во время комы их было шесть. Совместно со специалистами