Чертыхаясь, Эла скинула одеяло, встала и скорее накинула шубу. Сунув ноги в угги, она поспешила вниз, на веранду.
– Эрон, завари мне кофе! – крикнула она, выходя.
Сев в кресло, она стала смотреть, как постепенно небо из фиолетового-алого становится туманно-розовым, потом золотым и, наконец, голубым.
Невидимый и неосязаемый Эрон поставил чашку с дымящимся кофе на столик рядом с креслом.
– Спасибо.
Сделав глоток, она зажмурилась – кофе обжог язык, но ничто не могло помешать ей насладиться утром. Это она и называла зарядкой. Пропустишь – и весь день насмарку.
Сквозь густые ветки елей просачивался свет и ложился яркими пятнами на поляну. На куст шиповника, растущий прямо у лестницы веранды, сел соловей. Он посмотрел на Элу черным глазиком, покрутился и только раскрыл клюв, собираясь запеть, как его спугнул некто, притаившийся в кусте и решивший вдруг вылезти наружу. Сначала показалось лицо, правда, больше смахивающее на пень, а потом и туловище, состоящее будто сплошь из веток. Болотисто-зелеными глазами существо уставилось на Элу и застыло, не вылезши до конца.
– Ты зачем соловья спугнул? – спросила она, не отрывая взгляда от неба.
– Я сам тебе спою, лучше любого соловья, – проскрежетал живой пень, сложил кору трубочкой и засвистел.
Было удивительно, как он умудрялся издавать столь чистый свист и вести такую волшебную мелодию. На свист слетелась пара птиц. Сев на перила, они оглядывались, пытаясь понять, кто из сородичей их позвал. Господин пень все продолжал свистеть, при этом потихоньку выбираясь из куста. Вот уже он показался целиком, медленно добрался до ступенек и сел. Казалось, он совершенно расслаблен, как вдруг, резко оборвав свист, сделал молниеносное движение в сторону перил.
– Micuguns, – бросила Эла заклятие, и в свистуна полетели маленькие огненные шарики.
– Ай-ай, что ты делаешь? Я же могу загореться!
– Не смей при мне жрать птиц, это отвратительно.
Эла отпила кофе, поморщилась, щелкнула пальцами, разогревая напиток, и снова сделала глоток, на этот раз довольно зажмурившись. Пень чудны́м образом переместился на веранду, поближе к Эле.
– Эй, малой, принеси-ка кресло, – крикнул он в приоткрытую дверь.
Ничего не произошло.
– Ты же знаешь, что он тебя боится, Ёль.
– А совершенно незачем. Твои друзья – мои друзья. На любовников это, правда, не распространяется, но он ведь уже и не функционирует в данном качестве, не так ли? – Ёль каким-то образом умудрился изобразить на своем деревянном лице хитрую улыбку.
– Интересно, как ты себе это представляешь, – буркнула Эла.
– О, вы, ведьмы, и не на такое способны.
Ёль вдруг стал меняться, кора начала больше походить на кожу, а ветки превратились в руки и ноги. Листья, увенчивавшие пень-лицо, превратились в волосы. Уже через пару секунд рядом с Элой сидел самый обычный на вид голый мужчина с черными волосами, правда, слегка отдающими зеленцой. Его сущность выдавали лишь глаза – все