чтобы все были целые, – проигнорировав Кристину, кивнул мне на бокалы Мишель. Подойдя к ним, я пристально осмотрел каждый на отсутствие трещин и одобрительно махнул рукой, мол, целые.
Алиса по велению взгляда Мишель подошла и взяла два. Было решено поставить их по одному на парту, где сегодня на занятиях заполнял документы педагог.
– Суть проста, – начал Мишель, – тот, кто разобьет голосом все три бокала – победил. В случае, если мы оба разбиваем, то четвертый станет решающим.
– А если и четвертый разобьете? – опять встряла Крис, усевшаяся на сцену и теперь болтающая ногами. То и дело тяжелая подошва ее берцев билась о деревянные подмостки.
– Такого не будет, – отмахнулся Мишель. Алиса поставила первый бокал, и он вальяжным жестом руки, облаченной в черный кашемир лонгслива, пригласил меня к парте.
Как только я приблизился на нужное расстояние, то понял, что дыхание по-обидному сперло, по закону подлости. Словно забыв, как правильно брать ноту, я закрыл глаза и попытался настроиться, прокручивая в голове тысячи уроков в московской консерватории – нас же учили всему. Я занимался музыкой с трех лет, а вокалом – с пяти, и взять ноту ре второй октавы также просто, как наиграть детскую песенку на фортепиано. Но звук застрял в грудной клетке.
Я смотрел на бокал и понимал: все, что от меня нужно – его разбить. Поэтому все-таки глотнув воздуха, я медленно, на выдохе начал с соль первой октавы, постепенно повышая голос и задерживая дыхание на ре второй октавы. Голос отзывался эхом от высоких потолочных сводов репетиционного зала, но не хватало его силы, поэтому я попробовал взять ноту ми. И тянул все громче, выше, пока бокал не треснул. И дыхание кончилось.
– Засчитано, – улыбнулся Мишель. – Но считай, тебе повезло. Ты даже не выяснил, какая у бокала частота.
Он достал из сумки бутылку с водой и вымочил руку, а потом, взяв нетронутый бокал за ножку, бережно скользнул влажным пальцем по ободку. Звук, исходивший от этого трения, был еле различимый, и частоту я распознать не мог.
– Неужели ты слышишь?..
– А ты нет? – с усмешкой спросил он, поставив бокал на парту и встав туда же, где недавно стоял я. Эйдлену стоило только рот открыть, как звук уже полился из него, и я завороженно смотрел. Пение Мишеля гипнотизировало – даже Кристина перестала стучать пятками по сцене. Судя по звучанию, он взял ноту гораздо выше той, которая поддалась мне. И если мой бокал просто треснул, то стекло Мишеля разлетелось на куски, осыпаясь на деревянный пол.
– Еще раунд?
– Не надо, – хрипло отмахнулся я, опустив взгляд. – Бессмысленно.
Мне не хотелось кормить его самодовольство, но и позориться – тоже, поэтому я и принял решение отступить. Это как в шахматах – нужно уметь сдаваться за несколько ходов до мата. Мишель даже не стал смеяться: он молчаливо составил оставшиеся бокалы обратно в коробку. Алиса же собирала осколки, когда мы услышали топот за дверью и грузное «кто здесь шляется?» от охранника.
– Валим, – принял решение Мишель и первым ринулся