машину и сдавая задним ходом с хрустом раздавил её, я сделал вид, что мне страшно жалко трубку, расписанную шатрами цирка, клоунами и собачками. Я даже притворно заплакал. И это была моя первая, настоящая, ложь. Так случилось и с новым, линейным миром. Чем больше было новых дней, тем страшнее становилась линия смены дат. Я помню этот моментальный приступ депрессии до секунд: чуть меньше часа, серый, неприятный, глубокий, полный утробных звуков. Я сидел на уличной скамейке, а окружающий мир сжимался, мял и ломал меня физически. Я испугался, закрыл глаза, ладони автоматически прикрыли горло: я боялся что меня задушит наваливающаяся на меня действительность.
А когда я их открыл – всё изменилось. Перед тем как пойти домой я ещё час просидел прижав ладони к лавке и привыкая к своему новому состоянию. Любое движение давалось мне с трудом, как будто я проталкивался сквозь тягучую и клейкую головку цветка мухоловки. Реальность распалась на сотни тысяч случайно спутанных волосков, каждый из которых извивался передо мной змеёй на голове Медузы Горгоны. Как зачарованный я смотрел на новый день и замирал как кролик пол его тысячеглазым леденящим взглядом вероятности событий и исходов.
Мне редко удавалось угадывать, какой волос на голове окажется подлинным, а какой – просто плодом моего испуганного воображения.
После этого приступа жизнь превратилась в стоящего за углом грабителя с занесённой для удара дубиной. Он всегда готов опустить её на мою голову. Я уже больше не мог представить как исправить в реальности то, что я натворил в предыдущем дне. Лучше не делать ничего. Я стал похож на гусеницу, которая пытается понять в каком положении находиться каждая из её ног. Очевидно это было заметно со стороны. Несколько ограблений – я открывал двери не тем, кто мне представлялся. Я постоянно забывал в магазине свой бумажник, кредитную карточку или покупки. И это нельзя исправить просто зайдя в тот же час в тот же магазинчик.
Рита, 4
И этот дурацкий сон.
За окном все та же зимняя мерзость в которой мне предстоит ковыряться полдня. Еще один день, у которого нет никакой иной цели. Кроме как получить немного денег для оплаты этой квартиры, погашения долгов по кредитным карточкам и одинокого вечера в кофейне, весь смысл которого в пончике с шоколадным кремом и кофе приготовленном не мной, а автоматом. Пусть автомат готовит дрянной кофе, но он мне нравиться именно по той причине, что его готовлю не я. Прошли те времена, когда я могла позволить себе сидеть в кафе после эфира и болтать с друзьями о чем придется. Мне стыдно, что я торгую этой дрянью. Я больше не могу смотреть на Фила.
А если я встану и скажу Филу, что сегодня последний день, когда мы будем вместе? Фил опять беспомощно опустит плечи и потянется за очередной таблеткой – заесть происходящее. Или спрятаться за ней как анимационная черепаха, выпрыгнувшая из панциря прячется за опустевшим домиком как за щитом. Фил, как обычно, стоит у окна и изучает улицу. Сейчас он повернется и скажет: “Новый день”. Я смотрю поверх его плеча в затянутое